Ли Чайлд - Избранные романы - Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.

После того как мы похоронили Сюзи, я долго сидел в самолете, подперев голову руками. Меня обуревало множество чувств — печаль, злость, страх. А потом я понял, что нужно принимать все таким, как оно есть. Видимо, мой разум старался как можно скорее справиться с горем. В той, прошлой, жизни после смерти сестры моя жизнь замерла бы — и наверное, надолго. Но теперь все было по-другому — в таком беспощадном месте я не мог позволить себе такую роскошь, как скорбь.

За долгую ночь мои переживания утихли, тоска по сестре рассеялась — как рассеивается поутру сон. Горы вынуждали меня стать другим. Инстинкты подавляли чувства. Мой разум сосредоточился на двух важнейших вещах — на ожидании смерти и остром желании вернуться к отцу.

Теперь от безумия меня спасала только любовь к отцу, и я успокаивал себя, мысленно повторяя данную ему клятву: я во что бы то ни стало вернусь домой. Мысль об отце озаряла мир вокруг меня. Мне было больно думать о том, как он страдает. В отчаянии я ругал последними словами неприступные горы, которые преградили дорогу домой. Каждое мгновение я ощущал страх — как будто шел по минному полю и в любую секунду мог подорваться. Ощущение незащищенности, уязвимости пронизывало каждую мысль, каждое сказанное слово. И во мне зрела идея — надо бежать! Я пытался успокоить себя, но иногда инстинкты брали верх, и я с трудом удерживался от того, чтобы не кинуться в горы.

Поначалу я гнал от себя эти страхи, представляя, как за нами прилетят спасатели. Это была наша единственная надежда, и Марсело всячески ее в нас поддерживал. Но шли дни, спасатели не появлялись, и Марсело, как истовый католик, все больше полагался на веру.

— Господь нас любит, — говорил он. — Он бы не послал нам такие испытания, если бы решил отвернуться от нас и дать нам умереть медленной и мучительной смертью.

Марсело уверял нас, что наш долг — по отношению к Господу, к нашим близким и к друг другу — терпеть страдания и дожидаться спасателей.

Слова Марсело успокаивали многих, я тоже хотел ему верить, но меня одолевали сомнения. Нас никто так и не нашел, и из этого я сделал два вывода. Либо самолет ищут в другом месте, либо никто не может предположить, где точно мы находимся, и поэтому зона поиска слишком широка.

Поначалу я ни с кем не делился своими соображениями — не хотел лишать остальных надежды. А может, я просто боялся произнести это вслух. Но несмотря на все свои сомнения, я продолжал верить в чудо. Надежда жила во мне. И каждую ночь я вместе со всеми молился о том, чтобы Господь помог нашим спасателям. Я прислушивался, не летит ли вертолет, согласно кивал, когда Марсело призывал нас не терять надежду. Но порой возникали пугающие мысли: а что, если нам придется самим отсюда выбираться? Хватит ли у меня сил, выдержу ли я переход через горы? Что будет, если я упаду? И еще: что там, на западе, за горами?

В глубине души я понимал, что мы должны попытаться спастись сами. Со временем я стал говорить об этом с остальными, и чем больше я говорил, тем больше рвался в горы. Я представлял, как поднимаюсь по заснеженному склону к вершине, мысленно нащупывая каждый уступ. Я ощущал, как меня пронизывает ледяной ветер, как тяжело дышится на разреженном воздухе, как безумно трудно идти по глубокому снегу. Да, каждый шаг приносит мучения, но я не отступаю. И вот я наконец достигаю вершины, вот гляжу на запад. Передо мной до самого горизонта раскинулась широкая долина, испещренная зелеными и коричневыми квадратами полей. Я спускаюсь по западному склону и через несколько часов оказываюсь внизу, у дороги. И вот я уже шагаю по ровному асфальту. Вскоре я слышу гул мотора — это едет грузовик. Я машу изумленному шоферу. Он должен понять, что я — из того самого самолета, который упал в горах.

Он помогает мне забраться в кабину, и мы добираемся до ближайшего поселка, где есть телефон. Я звоню отцу, и через несколько мгновений он, узнав мой голос, плачет от радости. Через день или два мы наконец встречаемся. Он ничего не говорит, просто называет меня по имени, и мы обнимаемся.

Эта мечта стала для меня спасательным кругом, я возвращался к ней снова и снова, и клятва, которую я дал отцу, стала для меня священной. Она придавала мне силы, не давала утонуть в отчаянии. Я по-прежнему молился с Марсело и остальными, но, когда наваливался страх, я закрывал глаза, мысленно повторял клятву и видел, как поднимаюсь в гору.

После смерти Сюзи нас осталось двадцать семь человек. Удивительно, что столько людей пережили крушение самолета, отделавшись лишь легкими увечьями. Роберто, Густаво и многие другие получили только ушибы и ссадины. Некоторые, например Панчо Дельгадо и Альваро Маньино, пострадали куда серьезнее. У них были сломаны ноги, но и они уже шли на поправку и научились кое-как передвигаться. Антонио Визинтин чуть было не умер от потери крови — у него была рваная рана на руке, но и он быстро выздоравливал.