— Знаешь, у меня все-таки есть какой-то... художественный вкус.
— Короче, тебе нравятся другие, — отметил Влад неожиданно мрачно, и временные обитатели дома посреди наводнения замолчали, будто было сказано что-то опасное. — Что ж, моя мать говорила, что любовь — это танец... Сложный танец двоих, где почти невозможно сохранить равновесие — один делает шаг вперед, другой на шаг отступает... Один склоняется, второй выпрямляется... Потом наоборот... Неверное движение — и все нарушено, тени разошлись, маски слетели на паркет, красное конфетти сердец хрустит под каблуками.
— Я вообразила средневековую паванну, которую мы танцевали на вечеринке... — тихо проговорила Дорота. — Паванна на смерть инфанты — так, кажется, это называлось?
Влад, будто отгоняя тоску, тряхнул густыми волосами, вскочил и склонился в танцевальном па перед Доротой.
— Паванна!
— А как же без музыки? — возразила Зося. Но Дорота поднялась, и начался удивительный танец — в тишине, в темной комнате, в мерцании свечей... Медленно, чинно... Один за другим все, даже Андрей Белорецкий, присоединялись к этим пляскам, словно к похоронной процессии... Никто не улыбался, не говорил, не пробовал напеть мотив, только движения сливались в едином ритме. Настала часть паванны, которая называется каприоль, когда танцоры имитируют скачку лошадей. Тени все быстрее скользили по стенам, люди склонялись и выпрямлялись, менялись партнерами... Дыхание учащалось... Руки не спешили прерывать прикосновение к рукам...
Если не можешь сказать — танцуй...
Если невозможно кричать — танцуй...
Если рядом смерть — танцуй... Как танцуют облака и огонь, как танцует сама земля в объятиях ветра...
Влад схватил Зосю, пан Белорецкий задержал руку побледневшей Доротеи в своей руке...
Стук в дверь прервал шум дождя и остановил безумный танец.
Незваных гостей было трое. Они вошли вместе с дождем, ветром и тревогой. Вода стекала по остроконечной шапке-шлеме главного. Молодое лицо, широкое в скулах, светлые прямые брови и взгляд человека, который не сомневается, как не создано сомневаться ружью за его плечами. Двое других, один в крестьянской свитке, второй в солдатском мундире со споротыми нашивками, держали ружья наготове, и на лицах у них только настороженность и боязнь... Смесь, которая делает людей убийцами.
— Больше в доме никого нет?
Зося подскочила к пришельцу, зарумянившись.
— Привет, товарищ Александр.
Гость едва заметно кивнул головой.
— Добрый вечер, товарищ Зося. Ты здесь... забавляешься, смотрю.
Андрей Белорецкий вдруг рассмеялся. Нехорошо рассмеялся, сухо.
— Молодец, девочка. Будешь комиссаршей.
Зося с досадой оглянулась.
— Ну зачем вы так, пан Белорецкий.
— А у вас, господин, кстати, документы есть? — сейчас же холодно откликнулся Александр, и фольклорист поежился, как ступив босиком в холодную воду.
— Если вам не противно — то покажу свой паспорт еще царской России, — Белорецкий порылся в карманах пиджака, и на свет появилась скомканная бумажка. Но пришельцы даже не прикоснулись к ней.
Александр обвел светлыми глазами комнату.
— У вас тут уютненько... Даже свечи есть. Вон сколько... А в городе по карточкам свечи получают.
— Буржуи... — проворчал человек в солдатской шинели. — У них здесь неизвестно чего припрятано.
— Завтра национализируем, оприходуем, — равнодушно произнес Александр. Зося бросила быстрый виноватый взгляд на подругу, но Дорота молчала, опустив голову.
— А вот есть ли здесь принадлежащие к контрреволюционной организации социал-революционеров? — гости крепче взялись за ружья, наступило молчание. Дорота вскинула голову.
— Здесь нет политиков. Мы просто... рассказывали сказки.
— Ну да, — подтвердила Зося, — Пан Белорецкий — профессор, он изучает фольклор... Обряды всякие, легенды. Песни народные. Этот парень, Ной — художник, очень талантливый. Дорота — учительница, как и я, только я естественные науки преподаю, а она — языки. А Влад — артист...
— Артист, говоришь? — Александр кивнул головой в сторону Влада. — А разве не ты говорила, что он эсер?
— Неправда! — голос Зоси дрогнул и стал тонким, как стебелек льна. — Как ты можешь, Саша... Я тебе доверилась... Это же между нами двумя речь велась. Рассказывала шутя... я же не думала... И не эсер он давно... Так, чудак, бродяга...
— А революция шуток не любит, — пришелец начал, похоже, веселиться. — Не сцы, Зойка, врагов надо истреблять, тогда и заживем в лимонаде, — и повернулся к Владу. — Ну, ты, руки подними...
Читать дальше