Хоменок, узнав, что Володька устроил демарш, только кисло сморщился. Хотя Володька рассчитывал услышать от Степана Даниловича слова похвалы, однако ошибся. Выдержав паузу, старик даже изрек, хоть и нелегко это ему далось, всего одно слово:
— Дурак!
Володька даже подскочил на табуретке:
— Ну, не скажи, Данилович! Цыплят, как известно, по осени считают! Так что подожди! Так что!.. Ага!.. Будь уверен!..
Почти на месяц Володька исчез из поля зрения Хоменка. Тот даже заскучал по нему, подсаживался к окну не только для того, чтобы глянуть на Дом коммуны, а в надежде увидеть где-нибудь на улице Володьку. Не мог, не мог тот обидеться на него только за то, что не похвалил за его демарш на радио и назвал дураком. Он не злопамятен, нет. Значит, что-то с ним случилось, и возможно, что-то серьезное, а то бы обязательно прибежал. Перед окном не показался ни единого раза. Хоменок начал не без оснований волноваться — все же Володьку он считал никак своим вторым сыном, да и тяжело теперь было без него: просит кого-нибудь из соседей, чтобы принесли чего из магазина, и раза два спускался с четвертого этажа сам. Непросто это давалось. Однако таких желающих услужить, как Володька, не было.
А Володька никуда не девался. У него теперь была свободная квартира, а работа, вернее, отсутствие таковой, — целиком развязала ему руки. К тому же, когда есть такой угол, как у него, то друзья откуда только и берутся, окружат, как стая волков свою жертву, разденут до нитки, а потом начнут замышлять что-то и покруче.
Дверь не закрывалась, на кухне было тесно от мусора и Колек-Васек, которых сменяли, как на вахте, Петьки-Мишки, Зинки-Машки. Но должен же был, впрочем, наступить такой период, когда все, что только можно, будет пропито, и останется последняя, порожняя бутылка, за которую ничего не купишь — даже спичек. Приехали!
Несколько дней Володька обычно выходил из запоя, в рот ничего не лезло, кроме одного-двух глотков воды. По утрам, поднося банку с водой к сухим губам, он почти всегда говаривал: «Только тот, кто не пил вечером, не знает утром вкуса воды...» В последнее время рядом с его диваном спал на полу квартирант из Молдавии Лукас, так называл он себя, подчеркивал и хвалился, сколько у него в погребах вина. Бочки!.. Володька тогда облизывался и мечтал, что поедет к тем сокровищам. Быстрее бы!.. У Лукаса деньги есть, в отличие от прежних его собутыльников, но он поставил Володьке жесткое условие: чтоб никаких пьянчуг. Лукас мог в любой момент принести фляжку вина, но Володька почувствовал и сам, что пора остановиться.
Так прошло еще несколько дней. Здоровье будто пришло в норму, начал появляться аппетит, и Володька даже подумывал навестить Хоменка, ведь как он там один, без него. Его же обязанность и в магазин сходить, и оплатить коммунальные услуги. Имел намерение познакомить с ним и Лукаса. Тот сперва и сам высказал такое желание, но потом, когда узнал, что Хоменок тверд как кремень, умеет выпить и закусить, имеет зоркий орлиный взгляд, то почему-то потерял к нему интерес и всячески избегал встречи с ним. Володька сперва удивлялся, отчего это он так крутит хвостом, а потом махнул рукой и совсем перестал вспоминать про Хоменка.
Лукас куда-то исчезал средь белого дня, возвращался веселый и бодрый, выкладывал на стол пакетики с едой, приглашал пировать. Приносил, конечно же, и водку. Сам пил мало, а все больше подливал Володьке, потом доставал и вторую бутылку, и третью... Лукас, как ни в чем не бывало, спал теперь на диване, у него были свои чистые простыни, а Володька на фуфайке рядом, возле стены. Поменялись местами.
Володька же, продрав глаза, гордился, что Лукас спит на диване:
— Чтобы я своего гостя, квартиранта, да положил на фуфайку! Никогда! Лукас, будь как дома!.. Ты мне нравишься, дай, я тебя поцелую.
Лукас всячески уклонялся от поцелуев, советовал Володьке лечь отдохнуть. Тот послушно тянулся к фуфайке и замолкал.
Однажды Лукас принес целый ворох каких-то бумажек, подал Володьке.
— Все подписано. Дом хороший. Туалет, правда, во дворе. Две комнаты. Здесь — одна, а там — две!.. Сечешь разницу, друг?..
Володька ничего не мог понять. Моргал часто глазами, глядя на Лукаса, словно только на свет появился:
— Какой... дом? Какой двор? Ты что плетешь, квартирант? Кого в лапти обуваешь?..
Квартирант просил не волноваться и не кипятиться, все сделано по закону, подписаны же твоей рукой бумаженции. Когда? Когда подписаны, спрашиваешь? Что? Зачем? Ах, ты не помнишь! Это твои проблемы, Володька, пить меньше надо. Так что переезжай в деревню, там тебя уже прописали, ждут. А здесь буду жить я. Как и договорились. Мы же взрослые люди. Посмотри, посмотри: вот и мой штамп о прописке. Что скажешь теперь? Ну, а деньги Лукас тебе после отдаст... Компенсацию... Лукас не обманет. Лукас хороший человек. Ты же знаешь, Володька. Когда я для тебя денег жалел? Рассчитаюсь, не волнуйся, но маленько позже, брат.
Читать дальше