Владимир Сотников - Фотограф (сборник)

Вечером собрались у костра. Наконец-то Тенишеву пришлось поверить, что все происходит на самом деле. До этого он считал, что вся эта поездка – сумасбродная затея богатого человека, хозяина этой артели, который в доказательство своего могущества привез из Москвы группу артистов и вот… писателя.

«Наверное, был какой-нибудь спор, – думал Тенишев, – и вот он закончился таким результатом». Но что ему до этого? Его привезли и увезут обратно, а дальние путешествия, тем более такие странные, необходимы. Для разрыва того замкнутого пространства, которое в городе настаивалось, и настроение становилось таким, что уже готов был поехать хоть на край света.

– Ну я-то, допустим, здесь лишний, – говорил Тенишев хозяину и устроителю этого странного мероприятия. Так он и называл про себя эту поездку – странное мероприятие. Какой-то фронтовой концерт.

– Ну что ты, – похлопывали его по плечу, пользуясь правом давнего, почти забытого знакомства, – не стоит так ершить свои чувства, как новую прическу. Непривычные ситуации дарят новые ощущения. Посмотри, как воспряли духом мои охотники-рыболовы, а? Их людьми считают, и они стараются соответствовать этому. Вот и нам надо… тоже.

И Тенишев, если не соответствовал, то скорее мирился со своей ролью. Непривычные ситуации… Да не клюнул бы он на эту приманку, если бы не совпадение. Был он в этих местах лет двадцать назад, и захотелось увидеть их снова, почувствовать, как он изменился сам за это время.

Шумели кедры над головой, плескались в темноте волны близкой реки – не изменилось здесь ничего. А Тенишев стал другим. Вот так пройдет жизнь – как удивление перед странностью пути, во время которого меняется только пассажир. Пейзаж тот же.

Артисты пели под гитару, рассказывали смешные истории, и Тенишев с досадой ждал своей очереди. Никак не вписывалась его роль в общее настроение этого концерта. Ведь и выпили, и требовалось сейчас продолжение веселья, а что он мог предложить? Анекдоты, житейские байки? Не вспоминалось ничего, да и не сумел бы он, после артистов… Вот и хозяин представил его, сказав, что послушают сейчас настоящий написанный рассказ об этих местах. Вот и свершилась, подумал Тенишев, сомкнулась вся странность этой поездки, если считать себя ее участником. Что ж, и надо участвовать в этой странности, если не можешь ее объяснить или отторгнуть.

В полной тишине он начал читать, при этом слушая внутри себя другие, назойливо звучащие слова. «Свободы сеятель пустынный…» Они вспыхивали одновременно с произносимыми, и Тенишев даже не мог различить, к чему больше прислушивается. Скорее, он просто удивлялся, что такое возможно: и читать, и слушать внутри себя совсем другие слова. Сеятель…

А рассказ был не только об этих местах. Обо всех местах, где бывал раньше Тенишев – воспоминания о них доказывали одновременное существование далекой жизни, которая продолжалась уже без этого человека, человека вспоминающего. Камень на берегу северного моря, сухой шорох южной акации, кривая сосна и маленькая береза посреди ржаного поля – все это существовало не только в памяти, но и на самом деле, сейчас, в эту минуту. Эта простая мысль казалась открытием музыканта, который вдруг соединил разные ноты в один одновременный аккорд. Жизнь не только в тебе и рядом, а существует далеко и без тебя, и воспоминания о местах, наполненных жизнью в эту минуту, кажутся частью спокойного сна утомленного создателя. Тенишев вспомнил, как тяжело ему дались эти слова про сон создателя, он сомневался в них и сейчас, но что делать – перескочил и сейчас через сомнения, как и в те томительные минуты, когда писал их. Сеятель…

Но сейчас, когда вспыхнуло это слово, он вдруг подумал, что не сеятель, нет, а скорее, собиратель. Не сеет, а собирает он свободу по крупицам, по зернышку, выискивая ее в своей памяти, нанизывая на свои чувства. Сомнения в словах – как ветерок, и многое под ним осыпается и успокаивается.

Было тихо, шумел ветер, и потрескивал костер. Тенишев встал и прошел к реке. Плескались у ног волны, и отраженные звезды сопротивлялись течению. Сзади подошел и остановился рядом какой-то человек. Он присел, потрогал воду и спросил:

– А что, большая радость вот так… писать, да?

Тенишев вздрогнул. Вопрос, которого он себе никогда не задавал.

– Наверное, большая, – ответил сам себе человек. – А я, честно говоря, слушал поначалу и думал: чего из пустого в порожнее переливать? И так все понятно. Идет себе жизнь там, где ты раньше был, куда ей деться? А потом как-то не по себе стало. Выходит, о самом простом мы и не думаем. Вот не станет нас, не вечные же… А все останется таким же. Ты вот об этом напиши, а, писатель? Трудно?