Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Вдали показались два светящихся глаза, и поезд, извиваясь гигантской змеей, вынырнул из темного тоннеля. Двери отворились. Удомо протиснулся сквозь толпу, вошел в вагон для некурящих и отыскал место. Двери с грохотом захлопнулись, поезд тронулся и сразу же набрал скорость. Ритмичное постукивание колес убаюкивало. Он уставился невидящими глазами на хорошенькую девушку, сидевшую напротив. Она вздернула носик и ответила ему возмущенным взглядом. Потом смутилась, отвела глаза и стала натягивать на колени короткую юбку. Но Удомо даже не заметил ее сложных переживаний.

Жаль, что у Эдибхоя ночное дежурство. А насчет жены Лэнвуда они все заблуждаются. Когда в воскресенье он обедал у них, какая она была милая. И умница. Очень здесь уютно и тепло. Пора, пожалуй, подумать о том, куда перебраться после отъезда Эдибхоя. Этот господин в управлении по делам колоний начал было валять дурака. Чтобы платить стипендию, ему, видите ли, понадобилось согласие панафриканских властей. А сам он кто в таком случае, черт бы его побрал? Но стоило на него прикрикнуть, как он тут же сбавил тон. Стипендию ему все-таки дали. Не очень большую, но, по крайней мере, получать ее он будет регулярно. Можно будет жить. Он купил себе новые ботинки, рубашки, носки. Первая стипендия целиком ушла на это. Согласие панафриканских властей!.. Прекрасная мысль: печатать журнал на ротаторе. Лэнвуд написал отличную статью, и Мхенди тоже. Какая жалость, что он пьет. Да, в общем, все написали прекрасные статьи. Здорово, что придумали эту рубрику — «Факты без комментариев». Молодец Эдибхой! Пусть империалисты сами выносят себе приговор. Хорошо, если Мэби окажется дома.

Поезд остановился — уже Хэмпстед! Ветер был свежий, но не холодный. Ничего похожего на ту ужасную ночь, когда он познакомился с Лоис. Прошел почти месяц с тех пор, как он видел ее последний раз.

Он натянул на голову капюшон, засунул поглубже руки в карманы и быстро зашагал по крутому склону холма.

На этот раз на крыльце не валялись деревянные чурбаны. Входная дверь распахнута настежь. На лестничной площадке было темно, и Удомо ощупью добрался до квартиры Мэби. Постучал.

— Войдите.

Он вошел. На мгновение его ослепили яркие электрические лампы. На улице, освещенной скудным светом английского солнца, было куда темнее. Он словно очутился на родине в безоблачный день, когда беспощадно палит солнце.

Мэби был не один. В нише на диванчике сидела Лоис. На полу перед ней горел керогаз, и она все время помешивала что-то в стоявшей на нем кастрюле.

Возле огромного окна было расчищено небольшое пространство. Там перед мольбертом стоял Мэби. Справа от него на чурбане сидела девушка-метиска в халатике.

— А, это ты, Майк? Заходи, — рассеянно сказал Мэби. — Что, разве входная дверь открыта?

— Да.

— Вот сволочи! — вспылил он. — Ведь знают, что я работаю с натурщицей. Хотят, чтобы я нарвался на неприятность! Мерзавцы! — Он вышел на лестницу, и оттуда донесся его крик — Какого черта, в самом деле! Вы понимаете, что вы делаете? Оставить дверь открытой! Вы что, не знаете, что по этим дням ко мне приходит натурщица? Черт бы вас всех побрал! Черти безмозглые! Чтоб вам пусто было!

Слышно было, как с грохотом захлопнулась входная дверь. Затем Мэби вернулся, яростно хлопнув дверью, и снова подошел к мольберту.

— Извините, Кэйт. Все в порядке.

Девушка поднялась, расстегнула халатик и сбросила его. Затем встала на чурбан и приняла позу человека, поникшего в тоске. Мэби оглядел ее критическим взглядом.

— Чуть-чуть правее, Кэйт.

Девушка повиновалась.

— Прекрасно. Так и оставим.

Удомо чувствовал себя неловко. Это был мир, в котором он не знал, как держать себя, куда сесть, говорить или молчать. Вид женской наготы здесь, в Англии, поразил его. В Африке, в родной деревне, это было бы вполне естественно. Он старался не смотреть на обнаженную девушку.

— Идите лучше сюда, — сказала Лоис.

Он повесил пальто за дверью и, осторожно ступая, добрался до дивана.

— Ну как? — спросил, не поворачиваясь, Мэби.

— Ты о митинге? Все в порядке.

— Вот и прекрасно. Поговори пока с Лоис. — Он закончил набросок, обрызгал его каким-то раствором, кинул на пол и взялся за новый. — Мне нужна ваша спина, Кэйт. — Девушка повернулась. — Теперь уже недолго.

— Вам это, наверно, кажется довольно диким? — спросила Лоис.

— Да, — ответил Удомо.

— Вы не исключение. Но когда живешь среди художников, в конце концов привыкаешь. Я никогда не могла позировать, даже мужу. Пробовала как-то, но из этого ничего не вышло. Слишком отвлеченно они на тебя смотрят, будто ты не человек, а одни линии и поверхности.