Питер Абрахамс - Горняк. Венок Майклу Удомо

Они сидели рядом на диване, держа тарелки на коленях.

— Хорошо поработали? — спросила Лоис.

— Недурно, — ответил Мэби. — Теперь осталось только вдохнуть жизнь в окаянное дерево. Ну ладно, а как твои дела, Майк?

— Лоис предложила помочь печатать восковки, — сказал Удомо. Оказалось, что произносить ее имя совсем нетрудно.

Мэби взглянул на нее.

— Лоис — ангел, Майк. Другую такую днем с огнем не сыщешь.

— У Лоис крылышки начинают расти, — сказала Лоис.

— Мы все очень любим ее, — продолжал Мэби серьезно.

— Можно, мы возьмем на время твою машинку? — спросил Удомо. — Тогда Джо тоже сможет печатать.

— Конечно.

— Вот спасибо!

— Смотри только, не слишком обременяй Лоис, — сказал Мэби. — Мы очень ее любим. И хотим, чтобы и другие обращались с ней бережно.

— Замолчите, Пол, — перебила его Лоис. — Можно подумать, что я сама не могу о себе позаботиться.

— А разве вы можете, дорогая моя?

Сегодня Мэби, как никогда, был склонен к нравоучениям.

— Не вижу в этом никакой необходимости.

Удомо молчал. Слова Мэби явно предназначались ему.

— А ты как думаешь, Майк, может она о себе позаботиться?

— Не желаю я тут сидеть и слушать, как вы меня обсуждаете, будто я какая-то подневольная африканка… — Рассердиться на Мэби всерьез Лоис просто не могла. Слишком хорошо его знала, слишком была к нему привязана. — Вы устали, Пол, и мы с Майклом тоже. Кончайте и пойдем.

— А я хочу рассказать вам о своем племени.

— Вы мне уже рассказывали.

— Этого ни разу не рассказывал. Вот Майк подтвердит, что я говорю правду. Знаете ли вы, что племя, к которому я принадлежу, считается самым диким, самым отсталым во всей Африке. Даже наши соотечественники-панафриканцы смотрят на нас сверху вниз. Когда жители равнин хотят отозваться о ком-то с пренебрежением, они говорят: «Он хуже всякого горца». Правда, Майк?

— Вы устали, — мягко сказала Лоис.

— Да. — Мэби вздохнул. — Веди ее домой, Майк. И не обращай на меня внимания. Я сам не знаю, что со мной происходит.

Они свернули на Хэйверсток-хилл и пошли вверх по пологому откосу, который постепенно становился все круче. Ночь была ясная и очень тихая. Звезды колко мерцали в черном небе. Месяц из узкого серпа превратился в апельсиновую дольку. Изредка мимо проносились машины, изредка попадались прохожие. Но чаще улицы были пустынны. Они подошли к станции метро «Белсайз парк».

— Здесь вы можете сесть на автобус, — сказала Лоис.

— Я провожу вас до дому, — ответил Удомо.

Они перешли улицу, миновали кошерные лавки [9] Кошерные лавки — лавки, где продаются продукты, которые еврейский закон допускает в пищу. . Кафе напротив метро оказалось открытым.

— Давайте выпьем чаю, — сказал Удомо.

Она подумала: «Какой он сегодня тихий. Кажется, он из тех, кто умеет молчать».

Они вошли в кафе. Зная, что он будет рад теплу, она направилась к угловому столику возле электрического камина. Усталая официантка приняла заказ.

Лоис откинулась на стуле и ждала, чтобы он заговорил. Конечно, это глаза делают его лицо хмурым и печальным. Как странно, у всех у них в минуты покоя лица становятся печальными. Может быть, печаль присуща самой Африке и их удел носить в себе частицу этой печали? Может быть, Африка— печальный континент? И не потому, что так сложилась ее судьба, а по своей природе? Она замечала эту грусть у всех африканцев, с которыми ей приходилось встречаться. Но зато уж если они смеются, то, как солнце, озаряют своей радостью все вокруг.

— О чем вы думаете? — спросил он.

Теперь он мог смотреть ей прямо в глаза и оставаться при этом спокойным.

— О вас, — ответила она. — Я хочу сказать — о вас пятерых и об Африке.

— Вы обязательно должны поехать туда когда-нибудь, — сказал он.

— А какая она, Африка?

Лоис знала, сейчас он обязательно улыбнется.

— Такая же, как всякая другая земля, — ответил он. — Только для нас, тех, кто там родился, лучше ее нет на свете.

Официантка принесла чай.

— Вы так и не ответили мне.

Ей казалось, она видит, как воспоминания проходят перед ним. Может, теперь он разговорится.

Он начал говорить медленно, тщательно подыскивая слова, глядя ей прямо в лицо невидящим взглядом .

— Африка? Она немного похожа на сердце. Представьте себе ее очертания. Она похожа на сердце. Африка — это мое сердце, это сердце всех нас — людей с черной кожей. Без нее мы ничто. Пока она несвободна, мы не люди. Вот почему мы должны освободить ее. Или умереть. Вот так!