Леонид Гартунг - Повести и рассказы

«А почему меня не спросили?»

«Потому что вас не было».

«Подождать не могли?»

Что на это ответить? Как объяснить, что раз получилось так, значит, иначе было нельзя. И с Георгием об этом не посоветуешься, да и поймет ли он ее тревогу?

Первое время Варе казалось, что обязательно должно что-то случиться и помешать ее счастью. Но ничего плохого не случалось.

На людях и в библиотеке она была как будто прежней — неразговорчивой, работящей, даже несколько хмурой. Только с Георгием наедине Варя становилась другой. Совсем новым человеком была она с ним. И сама удивлялась тому, что в ней открылся этот человек — счастливый, веселый, которому море по колено. Через три недели надо было уезжать, а это означало разлуку с Георгием на несколько лет, потому что его должны были призвать в армию. Но Варя старалась не думать об этом. Она наслаждалась тем, что имела, и роль хозяйки дома, жены приносила ей радость.

Бывают ночи бессонные от горя, бывают — от счастья. Они знали, что скоро расстанутся, и им жалко было времени на сон. И часто случалось так, что, когда Георгий засыпал, ей пора было уже вставать, чтобы приготовить завтрак. За одну неделю она похудела и осунулась. Юлька спрашивала ее:

— А что дальше?

— Не знаю, — отвечала Варя, и она действительно не знала, что будет с ней дальше.

— Вот я не думала, что ты такая, — смеялась Юлька.

— Какая? — спрашивала Варя настороженно.

— Бесшабашная… Вот уж правда, в тихом омуте черти водятся…

Юлька не упрекала и не предостерегала, только раз шепнула ей:

— Открой мою сумочку. Вон на гвоздике. Там есть кое-что для тебя…

Варя, не понимая в чем дело, заглянула в сумочку и тотчас же захлопнула ее.

— Нет, нет, — сказала она, краснея и отворачиваясь. — Не надо.

— А если будет ребенок?

— Будет — значит будет…

Первые три дня на курорте Анна Леонтьевна много спала и сквозь сон слышала, как перед окнами ее корпуса неприветливо шумит зимнее море. А когда отоспалась, ее охватила тоска и неприязнь к незнакомой жизни и незнакомым людям. Разговаривать с чужими о пустяках она не умела, в карты не играла, читать отвыкла. Скучно было без привычного дела. Бродила по игрушечному аджарскому городку, любовалась красивыми домами, но сколько можно бродить и любоваться?

Уехала, не дождавшись конца срока.

На перроне расставались курортники. Седой, но бодрый еще мужчина с баяном на ремне через плечо уговаривал женщину:

— Ну, не плачь, маленькая… Пиши до востребования.

А «маленькая» была килограммов на девяносто, обрюзгшая, крашеная.

Поезд шел полупустой. Сосед по купе попался лет сорока пяти, розовощекий, бодренький. Весь день забавлял анекдотами и поглядывал на Анну Леонтьевну лукавыми глазами. Была она не из камня, и томилась в ней одинокая женская душа. Мельком слушала собеседника, и он ей начинал нравиться.

А тот сходил в ресторан, принес бутылочку портвейна. Выпили немного. Стало легче и уютнее. Сосед охотно ел купленный Анной Леонтьевной рулет, угощал яблоками. Она заговорила о сибирской деревне, о родных своих местах, о своем колхозе, о раскорчевках, об урожаях.

Сосед вдруг спросил:

— А сколько вам лет?

— Сорок второй.

— Вот бы не подумал. Мне казалось, вам лет тридцать.

— Нет, я уже старая.

— Все бы такие старые были, — возразил он весело и обнадеживающе.

Анна Леонтьевна посмотрелась в зеркало. Пожалуй, и правда она не так уж старо выглядит. Глядя в окно, она продолжала говорить о том, чем занята была вся ее жизнь — о новом сорте картофеля, о посевах кукурузы на силос. Внезапно услышала непонятный звук, посмотрела на соседа — он лежал на спине и, полураскрыв рот, похрапывал.

Анна Леонтьевна умолкла на полуслове, скомкав кое-как вещи, перебралась в соседнее пустое купе. Нет, видно, навсегда кончилась молодая жизнь. Посидела, успокоилась, заперла дверь и уснула.

Проснулась, когда уже рассвело. За окном неслись заснеженные кусты, степь. И мысли были теперь совсем другие — спокойные, белые, как эта равнина. Пошла, умылась. Принесли чай. В купе заглянул розовощекий в пижаме:

— Так вот куда моя соседочка скрылась, — хихикнул он. — Не желаете ли разделить со мной завтрак?

Но соседочка ничего не ответила, только посмотрела, да так отчужденно и строго, что розовощекий растерянно подумал: «Она или нет? Та вроде моложе была».

До самой своей станции Анна Леонтьевна сердилась на себя. Давно бы пора смириться и в одиночестве доживать век.