Владимир Некляев - Лабух

Когда–то, впервые проломившись в нее, я подумал, что она целка, и удивлялся, не обнаружив крови на простыне. Этому же удивлялся Крабич…

— Что я такая… что я такая… что я такая… — кончала и кончала, плакала и смеялась Стефа, и мы то ли не услышали звонка, то ли Зиночка с Аликом и не звонили… На столе лежал хлеб — и грохнула дверь.

— Хрен ты теперь Зину трахнешь, куклу свою трахай, — рассмеялась Стефа, которая знала, сколько времени нужно, чтобы сходить в магазин — не такой, оказалось, далекий. — Дочь у меня с гонором, не то, что я… Знаешь, чья она?

Оставалось услышать, что моя…

— Чья?

— Крабича!

— У Крабича умер ребенок…

Стефа, блядь такая, лежа подо мной, перекрестилась.

— У брата умер. Как раз в то же время. А он придумал, будто у него. Я так и не поняла: зачем? Я ведь ему не навязывалась… Они вдвоем с братом сегодня и приходили…

Кукла сидела за столом и хлопала глазами.

С почты позвонили:

— Вам телеграмма. Доставить или прочитать?

Я и забыл, что есть такая связь — телеграф. Это из революции что–то: телеграф, конница, бронепоезда. Должно было бы закончиться.

— Доставьте.

— Так она короткая. Она…

На почте замолчали. Я едва не сказал: короткую легче нести.

— Хорошо, читайте.

— Я прочитала.

— И что там?

— То, что написано.

На почте опять замолчали, отложив трубку — слышались только шипение и треск. Я вспомнил про похоронные телеграммы, которые хоть порви, чтоб не читать, — и начал пугаться.

— Алло!..

— Алло… Так можно не доставлять?

— Скажите, что там написано…

— Я сказала. Больше нет ничего. Подпись Зоя.

До меня наконец дошло. Ну и почта…

— Откуда телеграмма?

— Серпухов Московской области. Она восклицательный знак Зоя точка. Можно не доставлять?

Завелась, как пластинка… Доставлять, не доставлять…

— Можно… Что же вы восклицательный знак и точку не прочитали?

— Потому что знаки, а не слова… Телеграмму завтра в почтовый ящик бросим.

Сегодня, значит, могли бы доставить, а завтра уже бросят… Существенная разница между сегодня и завтра.

Как между восклицательным знаком и точкой.

Она восклицательный знак Зоя точка. В Серпухове телефонов нет?..

Я бывал в Серпухове, это недалеко от Москвы, там есть телефоны. В советское время Серпухов был завален телефонами, не могли же их ликвидировать с приходом демократии. Тогда почему телеграмма? И такая?..

Она перед восклицательным знаком — Лидия Павловна. И, если после Лидии Павловны восклицательный знак, это она! Она, Лидия Павловна, убила, значит, Игоря Львовича. В чем и призналась Зое, которая ее заподозрила. Про что и сказала мне еще перед отъездом — вот здесь, на этом месте: «Она и убила…» Мать, значит, убила сына и теперь призналась в этом малознакомой женщине, которую оставила в доме присматривать за собакой…

Дурдом. Почта. Она восклицательный знак Зоя точка.

И все же Дартаньян выскочил откуда–то, когда я выезжал с фикусом?.. И одного его Лидия Павловна не оставила б, Дартаньян — не фикус. Тогда, получается, ни в какую жилконтору она не пошла, пряталась где–то во дворе, прицепив записку к фикусу. «Свои проблемы я решу сама…» Или пошла и вернулась?.. Здесь даже угроза какая–то: решу сама. Не жилконторская угроза… Хотя что это я, ей Богу? — будто вместе со всеми в дурдоме… Не могла, конечно, убить, какие бы записки сама ни писала и какие бы телеграммы Зоя ни присылала, но должна была кого–то видеть… Кто входил, выходил, против кого она или боится так, что в бега пустилась, или не хочет, не может свидетельствовать. И дурит Зою, берет все на себя, если уж Зое так хочется…

Должно быть, Зою распирало от нетерпения доказать мне свою правоту, за которой она и поехала в Москву, и она, изобретательная, помчалась на телеграф, по телефону не найдя меня. Не туда звонила. Ей нужно было Максиму Аркадьевичу, бывшему мужу, звонить. Нельзя про близких, хоть и бывших, так быстро забывать, Зоя…

От Стефы я поехал к Крабичу, тот спал пьяный, дом настежь, я растолкал его: «Что ж ты про дочку свою придумал?..» Он взглянул свинцово: «Что хотел, то и придумал…» — и опять мертво заснул. Порывшись в шкафу и на книжных полках, я нашел семейный фотоальбом, в котором были и деды, и отцы, и брат Крабича, и невестка с детьми, двумя сыновьями, но ни одного фотоснимка Зиночки, ни одного… Как будто для Крабича она на самом деле умерла.

Но почему она умерла?.. Чтобы не жить со Стефой, с семьей, можно и не хоронить живую дочку. Пускай себе Крабич какой угодно придурок, но не сумасшедший же.