Олег Зоин - Вчера

Март начался так, как закончился февраль — поисками очередного жилья. Там же, но в другом краю Ухтомской, нашли ещё одну комнату и таким же макаром заселились и прожили полтора месяца. Нам было интересно вдвоём и в гости никого из–за конспирации не приглашали. Так мы дожили до середины апреля. Решили, что новую попытку легализации предпримем в сентябре, под непрописанные свежие паспорта школьников.

Однажды, часов в одиннадцать, вставши попозже, мы сидели в своей комнатушке и пили чай. Нина взяла несколько дней отгула, и нам было чертовски хорошо. Мы мирно сидели в кухоньке и пили поздний утренний кофеек.

Вдруг, не сговариваясь, взглянули во двор, по которому вилась дорожка до калитки. Там по этой дорожке уверенно шло трое решительных мужиков в сопровождении подобострастно изгибавшейся хозяйки. Мы взглянули друг на друга и поняли, что это конец. Бежать через задние хозяйские комнаты, высадив одно из окон, не имело смысла, далеко не убежишь. Я быстро вынул из кармана пиджака бумажник, в котором было полно компрометирующих документов, и передал Нинке. Она мгновенно врубиласьи засунула его по–цыгански в бюстгальтер. Тут и вошли незнакомцы.

— Серба Семён Станиславович? — Для проформы спросил один из них, в то время, как двое других уже по–собачьи рылись в наших вещах.

— А вы разве не знаете, к кому врываетесь? — ответил я.

Позвали хозяйку и её мужа–пенсионера, старого пердуна из несгибаемой партийной гвардии, назвали понятыми. Составили протокол задержания и узаконили подписями понятых.

— Ну пошли, шутник! — скомандовал один, и я, мельком поцеловав похолодевшую Нину, побрёл за удачливыми охотниками.

Оказалось, что их воронок стоял за углом у магазина, чтобы не травмировать соседей, честных тружеников. Меня долго, часа два везли в Москву, пока я не оказался на главной московской губе в Алексеевских казармах. Поместили в одноместную камеру и накормили арестантстким обедом. Ещё помылся в душе и осмотрел фельдшер. Какой–то сержант постриг под нулёвку. Прощай, волюшка вольная!

Через окошко в двери негромко переговариваюсь с соседними камерами, расширяя кругозор и осваиваясь в новой реальности. Оказалось, что в эти же казармы привезли арестованного четыре года назад Берию и посадили в одну из камер в нашем коридоре. В коридоре якобы стоял пулемёт, нацеленный на вход, и дежурило отделение надёжных орлов с погонами не ниже майорских. Вскоре стены камеры обер–палача обили мягким, так как он сильно переживал и бился головой в стену. Во дворе казарм круглосуточно дежурило несколько танков. Жуков знал свое дело…

В камере всё было так же скромно, как в хрестоматийной камере Ильича. Правда, койка в шесть утра поднималась охраной к стене и запиралась на висячий замок до 23‑х, то есть до отбоя. Ходить не разрешалось, только сидеть на табурете. Петь нельзя, читать, если есть что, можно. Но, конечно, сходить на парашу можно. Пройтись по камере, покуда охрана не глядит в глазок, удавалось, так же как и поговорить с соседями через дверной глазок, покуда охранник в дальнем конце коридора.

На следующий день вызвали на первый допрос, для чего повезли куда–то по Москве. Вежливый майор расспрашивал, где я обретался девять месяцев и как мне это удалось. Я искренне поделился с ним соображениями о том, что служить режиму, который не отказался от сталинизма полностью и поклоняется мумиям Ленина и Сталина в мавзолее, аморально, и я осознанно принял решение дезертировать. Как это сделал? Сел на поезд и уехал. Кто помогал? Все помогали, имен, фамилий и званий не помню.

После успешного побега из части уехал на Украину в Одесскую область, осенью кормился тем, что нанимался рыть картошку и прибирать огороды, зиму прожил у одной сердобольной старушенции, название села не помню, бабку звали Марья Степановна. Полтора месяца назад приехал в Москву, разыскал жену, сняли комнату в Ухтомской. Скольких зарезал и ограбил в Одессе, не помню. Есть ли жалобы? Есть. Болит живот, какие–то рези. Есть ли просьбы? Ну да, хочу повидаться с женой. А вообще, теперь думай, скотина. Лет восемь трибунал тебе припаяет точно!..

На следующий день меня посадили в воронок, но отправили не на допрос, а в районную поликлинику около Фрунзенской набережной, кстати, недалеко от дома, где живет Галка Хлопонина, моя давняя знакомая по МГУ и МФИ.

У конвоира с автоматом наизготовку откуда–то взялось в левой руке направление на обследование. Зашли к главврачу, который дал талончики к терапевту и хирургу. Пошли в коридор и заняли очереди, так как больной народ не хотел уступить защитникам Отечества ни пяди земли под очередями.