Олег Зоин - Вчера

— Это хорошо, что боишься, ибо когда боятся, тогда слушаются, подчиняются. Я же хочу, чтобы и ты мне подчинялась, запомни, только мне. Слышишь?..

И почему тогда она не прислушалась к своему разуму, а обрадовалась законному браку с таким важным мужиком?..

Он поднялся, подошёл к старорежимному буфету чёрного дерева, в нише которого, впереди ряда голубых чашек, едва различимо квадратилась рамка с фотографией весёлой девочки лет десяти при пионерском гастуке, закричал бешено:

— Снова пыль с неё не стёрла? У–у–у!.. Змеюка подколодная… Когда уже подлое жало вырву?!

Нора лениво приблизилась и, нисколечко не боясь мужа, отобрала у него портрет и протёрла полой халата.

— Вчера только протирала, не вой! В квартире вообще много пыли, не успеваю, видишь, какая стройка через дорогу… Так зачем же вопить, горло драть? И потом, если разобраться, дочь твоя чихать на тебя хотела, отцом не считает…

— А из–за кого, как не из–за тебя, доярка–голодранка? Только выжидать мастерица, жрать и на абортах скребстись. Тоже мне — красавица писаная, а ребёнка родить неспособна, — послышалось уже за дверьми, которые цокнули язычком замка.

— Топай уже, не каркай, нужно мне от тебя дитя, разбежался! — вздохнула Нора, однако не утерпела и выглянула в окно.

Внизу Петлюк уверенно, сердито вышагивал по сизому свежевымытому асфальту. Народа с каждой минутой прибавлялось, и тёк этот рабочий люд попутно Петру Прохоровичу, к трамвайной остановке. Давно миновали времена, когда за ним присылали персональную «Волгу», и заместитель начальника областного управления госбезопасности, молодецки поглядывая на прохожих, молнией пролетал через центр города на службу…

Неповоротливый, в несуразном длинном габардиновом макинтоше, пошитом ещё тогда, когда гонялись за ценой, а не за модным силуетом, в захватанной зелёной шляпе, носатый Петлюк впёрсяв жёлто–красный вагончик, закупорив широким задом двери. Впрочем, никого его кормане остановила. На Петра Прохоровича нажали как следует, и за ним втиснулось ещё десятка полтора девчат и парней. Хлопцы какие–то сонные, неумытые, некоторые даже круто пахли, однако весьма языкастые и охотно пользовались случаем, чтобы по–быстрому полапать девчонок.

Вот одна из них, доведённая до отчаяния, резко выпрямилась и так хлестанула по морде усатого типа, что он, к великой радости народа, сорвался с подножки вагона, где было пристроился на одной ноге, и загремел на дорогу. Впрочем, не упал, пробежался, устоял на ногах и, опаздывая на работу, показал вслед негостеприимному вагону немалый кулак.

— Ну, ты и врезала фокус! — восторгался кто–то за спиной Петлюка, девчонки грохотали, поздравляя подругу с победой, ещё какой–то басок сокрушался:

— Вот времена настали! Нельзя уже, едри ваше племя, и за сиську подержаться!..

— Жениться, нужно, лоботрясы голодные, тогда и держитесьдо полного коммунизма!.. А то как в ЗАГС, то вы в кусты, а втихую за пазухой шебуршить — храбрецы. Вот вам!..

Обрастая народом, проехали пяток остановок, когда, как часто случается по утрам, вагон здорово тряхонуло, под полом заскрежетало железо и набитых тесно, как вареники в миске, людей так бросило вперёд, что заднюю площадку словно подмело, а разбитые стёкла со звоном посыпались на рельсы и на брусчатку улицы.

В вагоне делать было больше нечего, и Петлюк вместе со всеми выскочил на улицу. Вокруг кипела, волнуясь, добрая сотня, если не две, людей. Все обдумывали, чем бы добраться до завода, ибо часы показывали сорок пять минут восьмого.

Троллейбусом тоже не добраться, потому как трамвайный вагон, словно нарочно, сошёл с рельсов как раз на перекрёстке и забаррикадировал, таким образом, ещё и Коммунистический проспект. Поэтому и троллейбусы, которые шли Коммунистическим к Южной проходной завода, тоже остановились.

И что оставалось делать? Аварийная техничка трамвайщиков уже примчалась, но слесарям необходимо хотя бы полчаса, чтобы поднять вагон домкратами, угнать его в депо и возобновить движение транспорта.

Некоторые поплелись пешком, но большинство топталось, обмозговывая ситуацию. Но вот в толпе возникло какое–то организованное движение, и Петлюк увидел, что люди засуетились, перестраиваясь, и уже не бестолково, а прочным поясом обступили вагон.

— Слу–ша–а-ай! — Гаркнул молодой голос. — Раз, два-а, у-ух! Ещё! Раз, два, у-ух!

Вагон незаметно для взгляда поднялся и аккуратно встал на рельсы.