Array А Чэн - Современная новелла Китая

Когда Тан Эр пришел к Ma, из семи сычуаньских девушек осталась одна. Дело в том, что, согласно постановлению, действовавшему в местной коммуне, вступать в брак мужчинам можно было не раньше двадцати пяти лет, а женщинам — не раньше двадцати трех. Одной из девушек было двадцать пять лет, двум — по двадцать четыре и трем — по двадцать три года. Ma Гочжан выдал их замуж сразу по приезде и по очень высокой цене; последней оставшейся было всего двадцать — ее нужно было еще три года кормить, и хотя Ma уже несколько раз снижал цену, покупателей не находилось.

Девушка эта сидела в западной пристройке; всхлипывая, она ела кукурузную лепешку, соленые овощи и запивала горячей водой, смешивая ее со слезами.

А в одной из комнат главного дома с большими застекленными окнами жена Ma Гочжана яростно, не щадя глотки, ругала супруга:

— Обожрался салом — весь жиром и заплыл, надрался кошачьей мочи — глаза-то и не видят! Убыточный товар держим — висит на шее как жернов, и не спихнешь ее никак. Ты что, собираешься алтарь ставить и жертвы ей приносить, как Будде?

Ma крякал и вздыхал под градом сыпавшейся на него ругани, возражать не осмеливался. Вдруг во дворе послышались шаги, он увидел Чудака и, сразу повеселев, радостно осклабился.

— На ловца и зверь бежит! — расплылся он в ехидной улыбке и вышел навстречу.

Поставив отпечаток пальца под распиской в том, что взял взаймы восемьсот юаней под залог своей глинобитной лачуги и девяти деревьев, что росли вокруг нее, Тан Эр получил удостоверение девушки.

Фамилия и имя — Лин Эмэй, социальное происхождение — из крестьян-бедняков, окончила среднюю школу высшей ступени, социальное положение — учащаяся. Но в графе «для примечаний» две строчки мелких иероглифов сообщали, что отец ее — репрессированный контрреволюционный элемент, и потому она относилась к категории «подлежащих перевоспитанию».

Эмэй была хрупкая, с желтоватым худеньким личиком, сверкавшие в черных глазах, как росинки на диком винограде, слезы придавали лицу не то испуганное, не то удивленное выражение.

Тан Эр тотчас же хотел увести девушку, но из дома послышался резкий голос жены Ma Гочжана:

— Подожди, ей надо переодеться!

Эмэй вошла в комнату, задернула занавеску, сняла с себя пеструю нейлоновую кофточку, брюки из синтетической ткани, белые пластиковые босоножки и, надев замасленную мужскую рубашку, латаные-перелатаные штаны из грубой материи и соломенные сандалии на босу ногу, вышла из дому.

— А почему вы отобрали у нее одежду? — оторопел Тан Эр.

— Да это я ей на время дал поносить, — растянул в улыбке рот Ma Гочжан. — Неходовой товар отпускается без упаковки.

Когда Тан Эр привел Эмэй в свой дом, Тан Чуньцзао, только что вернувшийся с работы, прохлаждался в тени ивы. Завидев отца с молоденькой девушкой, этот интеллигент схватил развешанную на ветках ивы одежду и мигом натянул на мокрое тело.

— Чуньцзао, я привел тебе невесту! — смеясь одними глазами, с довольным видом сообщил отец.

Тан Чуньцзао покраснел до ушей и, не решаясь взглянуть на Эмэй, пробормотал:

— Как же так? Со мной не посоветовался… А может быть, и она не хочет…

— Чего там — хочет не хочет, ведь сама себя продала, — сказал Тан Эр с важным видом главы семьи, приосанившись и надувшись, словно Цзао Ван, бог домашнего очага. — Тебе двадцать три, ей — двадцать, по постановлению возрастом оба не вышли, регистрироваться нельзя; но все равно, если вы жили за столько тысяч ли друг от друга, а судьба вас свела, значит, Лунный старец [42] Лунный старец — мифологический персонаж, живущий на луне и связывающий людей брачными узами. соединил вас, нынче ночью и сочетаетесь.

Когда они поужинали, было уже совсем темно, Тан Эр запер дощатую дверь; Тан Чуньцзао и Эмэй оказались в комнате, как птицы в клетке.

В лице Эмэй не было ни кровинки. Прислонившись к стене, она жалким комочком обреченно сидела на краю кана, не смея поднять головы. Тан Чуньцзао тупо и неподвижно смотрел на нее, не отводя глаз. Подавленные и смущенные, оба молчали.

Наконец Тан Чуньцзао хмуро бросил:

— Ложись-ка ты спать! — Отвернувшись, он сел за стол, стоявший у окна, выдвинул ящик, достал книгу и стал читать.

Поведение парня поразило Эмэй, и она то и дело искоса на него поглядывала.

Тан Чуньцзао чувствовал на себе ее взгляд — в спину будто чем-то кололи, и ерзал на стуле, не в силах унять волнение. Иероглифы расплывались перед глазами.