Хрущ снова закурил, спрятал похудевшую пачку и зажигалку в карман кожаной куртки и снова стал пялиться на пятиэтажный дом. Отсюда окон квартиры Васильевой не видно, да и какой смысл смотреть на занавешенные окна? А она никогда не забывала задернуть их плотными коричневыми портьерами.
Сидят, наверное, и кофеи гоняют — предположить что эти вшивые интеллигенты глушат водку пли коньяк, он почему-то не мог. И толкуют о своих дурацких компьютерах... Или трахаются на раскладном диване-кровати, на котором и он «поработал» с «бревном»... Он представил, что бы сделал с ними обоими, проберись он в квартиру! Скользнув рассеянным взглядом по освещенным окнам, он вдруг подумал: а сколько их, лохов, сейчас суетится в своих квартирах! Кто смотрит телевизор, кто крутит видик, кто слушает хриплых бардов, а кто уже давно лежит в постели и перед сном размышляет о завтрашнем дне, когда нужно будет рано вставать на работу — это кому повезло и кто не потерял ее! — гнуть спину перед начальством, потом бегать по магазинам, выискивая продукты подешевле... Старичье думает о том, как дотянуть до пенсии, считает оставшиеся сотни и тысячи... Все же повезло ему, Михаилу Ломову, что природа наделила его силой и крепким характером! Кем бы он был, останься все по-старому? Таким же червяком, как и другие, что думают сейчас перед сном о хлебе насущном. Ходил бы на работу, по-прежнему ютился с матерью в коммуналке, вечерами боксировал бы в спортзале; пригласив понравившуюся девчонку в ресторан или кафе, считал бы скомканные рубли и трешки в кармане... Сейчас все толкуют о выборах в Думу, надеются, фраера, что придут к власти другие, кто облегчит им жизнь, возродит «СЕСЕЭР», снова сделает жратву дешевой. Дураки! Ничего этого не будет. Кто нахапал миллионы, миллиарды, тот так просто с ними не расстанется. Пусть себе старички с красными тряпками табунятся на митингах и кликушествуют, такие, как он, Ломов, и ему подобные не захотят больше того, что было… Кто же добровольно отдаст свои башли? Кто уйдет из роскошных квартир, особняков, вилл снова в коммуналки и «хрущевки»? Таких дураков нет. Из преследуемых законом, такие, как он, Хрущ, Хмель и другие, сами превратились в преследователей. Расталкивая старых ворчунов и другую нищету, идут по следам богатых и влиятельных в мире бизнеса. Стригут их, как барашков! Да богатенькие и сами нуждаются в защите. Плати — и живи себе в свое удовольствие! Поэтому всерьез не борются с преступностью, что кругом преступники!
Кстати, те, что наверху, обложили президента со всех сторон, воруют и грабят в России в сто раз больше, чем криминальные структуры.
Так что ему, Ломову, не по пути с радетелями о социалистическо-коммунистической России. Да он уже и не помнит, что это такое. И молодежь не попятится к старому. Вон по телевизору показывали уличных мальчишек — мойщиков машин, — зарабатывают в день по пять-десять месячных минимальных зарплат, как теперь принято выражаться. Это мальчики, а какие бабки делают деловики, бизнесмены? Как-то Яша Раздобудько, а он умный мужик, ничего не скажешь, заявил, что Россия разделилась на две половины: одна половина копошиться, что-то делает, старается деньгу зашибить на работе, а вторая половина грабит первую — отбирает эту заработанную трудом и потом деньгу! Есть еще одна прослойка — это «новые русские», ворочающие миллиардами. Эти вообще не в счет — они недосягаемы ни закону, ни преступникам. У них свои законы, своя охрана, своя умопомрачительная жизнь, которая не снилась и бывшим партийным бонзам...
Мысли Хруща прервал тягучий скрип открываемой двери в доме напротив: наконец-то! На тротуар вышел высокий мужчина в черном плаще, без кепки, с тросточкой. Далеко ему идти не нужно было — троллейбусная остановка рядом. Там уже томились ожиданием несколько человек. Теперь, как только троллейбус остановится, нужно быстро перебежать проезжую часть и вскочить в заднюю дверь.
И вот они едут по ночному Суворовскому проспекту, новый приятель Кристины уселся на скамью у самого входа, а Хрущ прислонился к блестящим поручням на задней площадке. В троллейбусе всего-то с десяток пассажиров. Хрущ испытывал приятное возбуждение, как многие профессиональные преступники, он с наступлением сумерек чувствовал прилив сил, бóльшую уверенность в себе — ведь в основном его «работа» начиналась ночью, хотя, наглядевшись на нынешних людей-людишек, он не сомневался, что приди ему в голову грабить при свете дня на глазах прохожих, вряд ли кто-нибудь рьяно вступится за жертву: напуганные жестокостью бандитов и воров, горожане закрывали глаза на все творящееся вокруг.
Читать дальше