Вильям Козлов - Жало Скорпиона

— Любовь... — сказал он, вертя в пальцах рюмку и не глядя на Кристину. — Слово-то какое простое, а я действительно не произносил его уже два года. Ни разу.

— Прости, Артур, — она положила свою розовую ладошку на его руку. — Даже не знаю, чего это я разозлилась на тебя?

— Кристина, два года жила во мне только одна ненависть к выродкам рода человеческого, а точнее, нелюдям, — тихо выдохнул он. — Но ты, кажется, разбудила меня от этого кошмарного сна... Мне очень хорошо с тобой. Я будто тону в твоих синих глазах.

— А мне почему-то трудно выдерживать твой взгляд, — призналась она.

Взяла его руку и положила в вырез халата. Оказалось, что под ним нет бюстгальтера, а немного позже он убедился, что и трусиков тоже нет. А какие у нее были гладкие теплые ноги! Но это было позже… А сейчас он, глядя ей в глаза, встревоженно сказал:

— Этого раньше не было...

— Чего, милый? — Она даже пухлую губу прикусила, чтобы не отвести взгляд от его пронзительных серо-зеленых глаз.

— Я не хочу, чтобы мой взгляд... — он запнулся и, вздохнув, закончил: — Был неприятным для тебя!

— Это не так, — возразила она. — У тебя, дорогой, красивые глаза... Просто...

— Что? — улыбнулся он.

— Давай всегда будем друг другу говорить только правду?

— Я тебе еще ни разу не соврал.

— Знаешь, почему я попросила тебя не уходить? Мне страшно теперь быть одной в квартире, Артур. Я чувствую, что этот мордатый подонок бродит вокруг дома, он может в любой момент вломиться ко мне. Они все могут, эти бандюги!

— Не преувеличивай, — сказал он. — А этого Хруща я рано или поздно прижму к стенке... В нашем деле мало знать, что тот или иной — преступник, важно взять его с поличным, на деле, и иметь вещественные доказательства, улики против него. Иначе суд и рассматривать дело не станет. Преступники это прекрасно знают и, творя свои черные дела, стараются не оставлять следов... А нет следов — нет и преступления. И хорошему адвокату ничего не стоит оправдать на суде даже убийцу. Сколько их, благодаря защитникам, сейчас на свободе — не сосчитать!

— И ты всю свою жизнь будешь их преследовать? — с грустью посмотрела ему в глаза Кристина. — Но ведь это ужасно!

— Ты будешь свет в моем окошке, — улыбнулся Артур. Он понял, что она пожалела его. В триллерах и боевиках про полицейских много разной туфты, как выражаются его бойцы, но и есть одна большая правда — это то, что жены, издерганные опасной работой мужа, которого в любое время суток могут вызвать на задание, связанное с риском для жизни, — жены не выдерживают и уходят от мужей-полицейских, отчего те становятся еще злее и беспощаднее...

Она обхватила тонкими руками его шею, поцеловала в губы. Оторвавшись, сжала ладонями его щеки и, глядя в глаза, проникновенно сказала:

— А когда ты, Артур, рядом, мне хорошо и спокойно. И знаешь, о чем я еще подумала? Будто знаю тебя уже тысячу лет! — И она положила свою золотоволосую голову на его плечо.

— Кристина, ты меня не жалей, пожалуйста, — гладя ее волосы, попросил он. — Я не терплю этого. Жалость расслабляет. И унижает.

— А любить тебя можно? — глядя в сторону и пряча улыбку, спросила она. — Это не запрещено?

— Я боюсь поверить в такое счастье, — прошептал он.

Рослый, плечистый мужчина стоял в подъезд пятиэтажного здания на Суворовском проспекте и курил. Голубоватый дымок тянулся вверх, к освещенным окнам над его головой. Тяжелое мокрое лицо мужчины было хмурым, при каждой затяжке бритые щеки втягивались, а на скулах вздувались желваки. Он чем-то походил на голодного волка. Глаза мужчины были устремлены на тускло освещенную парадную дверь дома напротив. Шел второй час ночи, и на Суворовском было пустынно, даже машины редко проносились мимо, лишь кошки шастали у парадных и арок. Такие же бездомные собаки не обращали на них никакого внимания. Кошки и собаки промышляли на помойках ночами, а утром с палками и металлическими крючьями к мусорным бакам пожалуют люди с мешками и рюкзаками, выискивая поживу. После людей при свете дня не обойдут своим вниманием помойки голуби и вороны, не говоря уж о воробьях.

В парадной дома стоял Михаил Ломов. У его ног валялись окурки сигарет «Кент». Всякий раз, когда на той стороне улице хлопала дверь или лязгал лифт, Хрущ настораживался и чуть отступал в сумрак полуоткрытой двери, чтобы его не увидели. Чаще всего выходили мужчины, чтобы убедиться, что в ряду выстроившихся вдоль тротуара машин цела его собственная. Мужчин сопровождали овчарки или ротвейлеры. Долго на улице не задерживались: накрапывал мелкий дождь, по крышам разгуливал ветер, грохоча железом. Небо над головой туманно-серое, без просветов, блестел мокрый асфальт, из водосточных труб брызгали тоненькие струйки. Выплюнув очередной окурок, Ломов машинально потянулся рукой к карману за пачкой и зажигалкой, но вдруг замер: почти задев хвостом его грязные кроссовки, к двери проскользнула громадная серая крыса. Даже не оглянувшись на него, она неторопливо пробежала вдоль фундамента дома, волоча по мокрому асфальту свой бледный голый хвост, и скрылась в подвальном отверстии. Здесь еще не открыли магазинчик, и окошко было не застеклено.