Джонатан Франзен - Безгрешность

– Да, полезные соображения…

– С чего вы взяли, что в долгу перед ней? Со слов Тома я поняла, что все детство вы жили ниже черты бедности. Ваша мать родила вас в своих эгоистических целях…

– Нет, это все-таки чересчур, – возразила Пип. – Ведь вы, кажется, тоже одинокая мать?

– Вынужденно. Отец Гретхен знал о ней, она знала о нем. Сейчас они общаются. И я сделала для Гретхен все что могла. Ради нее я ушла из профсоюза и вернулась к преподаванию:, чтобы она не страдала из-за моих личных предпочтений. Какими личными предпочтениями ваша мать ради вас пожертвовала?

На глаза Пип навернулись слезы.

– Она любила меня.

– Разумеется. Я не сомневаюсь, что любила. Но судя по тому, что вы сами мне рассказали, у нее нет в жизни никого, кроме вас. Она сотворила вас, чтобы вы были тем, чем не может для нее быть больше никто. Ух как меня злит этот эгоизм. Меня злит, что она “феминистка” из тех, что дискредитируют феминизм. Мне хочется сию секунду отправиться к Тому и дать ему по морде. За потворство ее фантазиям. У нее был настоящий талант – и все пропало зря. Я не в силах понять, почему вы не сходите с ума от ярости.

– Не могу объяснить. Она такая потерянная…

– Ну хорошо, хорошо. Я не могу заставить вас злиться, если вы не хотите. Но сделайте мне одолжение – постарайтесь понять: вы ничего этим людям не должны. Это они вам должны, и по-крупному. Ваша очередь теперь командовать. Если они окажут сопротивление – имеете полное право их разбомбить.

Пип кивнула, но думала она о том, как ужасен мир с вечно идущей в нем борьбой за власть. Секреты – власть. Деньги – власть. Когда в тебе нуждаются – власть. Власть, власть, власть… что это за устройство мира, когда все крутится вокруг борьбы за то, что делает тебя, если ты это имеешь, таким одиноким и подавленным?

Синтия приготовила простой ужин, открыла вторую бутылку и принялась рассуждать о своем видении мира: концентрация капитала в руках немногих, рассчитанное разрушение веры в правительство, глобальный отказ от ответственности за изменения климата, разочарование в Обаме. В ее словах попеременно звучали злость и отчаяние; Пип и разделяла ее злость, и не разделяла. Да, разумеется, выглядело несправедливым, что она, Пип, отправлена жить в дерьмовый мир, изготовленный ее родителями. Они ответственны за невозможные обстоятельства, в которых оказалась она лично, они принадлежат к поколению, которое ничего не сделало с проблемой ядерного оружия и меньше чем ничего с проблемой глобального потепления; ее вины во всем этом нет. И в то же время странное успокоение давала ей мысль, что, пусть даже она нашла бы этически верный способ распорядиться миллиардом долларов и распорядилась им, дерьмовой траектории мира это бы не изменило. Она подумала о материнских медитациях, о ее стремлении сосредоточиться исключительно на духовном, на внутреннем. Все-таки Пип, к добру или к худу, была дочерью своей матери.

Она продолжала думать о матери и после того, как легла в спальне Гретхен в ее кровать. Чего Синтия не могла знать – это какую улыбку Пип могла вызвать на лице матери. Какой чистой, мгновенной любовью освещалось ее лицо всякий раз, когда она видела Пип. Какой застенчивой была эта улыбка, как она выдавала беспокойство о том, что Пип, может быть, любит ее не так сильно, как она любит Пип. У ее матери было детское сердце. Прочитав мемуары Тома, Пип заподозрила, что она и по сей день не разлюбила его. Эта мучительная сцена с плюшевым бычком… Пип отчетливо видела лицо матери, каким оно, вероятно, тогда было, – лицо, полное дурацкой, детской надежды. У нее на кровати, когда она была ребенком, тоже жили мягкие игрушечные питомцы, целый небольшой зверинец, и они с матерью часами в них играли, говорили их голосами, придумывали им моральные дилеммы и разрешали их. Маленькая девочка и большая, седеющая, чьи робкие взгляды искоса маленькая иногда ловила. Ее матери нужно было дарить любовь и получать ее. Вот почему она родила Пип. Так ли уж это чудовищно? Не было ли это, скорее, чудом инициативы и изобретательности?

В воскресенье, когда она отпирала “Кофейню Пита”, за дверью опять дожидался Джейсон. Игнорируя недружелюбные взгляды Нави, он торчал у прилавка, пока у Пип не появилась возможность поговорить с ним.

– Останови меня, если я лезу не в свои дела, – сказала она, – но могу я спросить, почему ты в воскресное утро не со своей девушкой?

– Она поздно встает, – ответил Джейсон. – Спит до полудня и дальше. Сидит в интернете до четырех утра.