Карлос Сафон - Тень ветра

Мне не позволили ни поговорить с Пенелопой, ни попрощаться. Дон Рикардо пригрозил полицией, если я хоть раз заикнусь о случившемся, меня вышвырнули из дома в ту же ночь, после восемнадцати лет верной службы, и даже идти мне было некуда. Через два дня ко мне в пансион на улице Мунтанер пришел Микель Молинер и объяснил, что Хулиан в Париже. От меня он хотел узнать, что произошло с Пенелопой и почему ее не было на вокзале. Каждый день, неделями, я приходила к дому, чтобы увидеться с Пенелопой, но меня даже и в ворота-то не пускали. Я простаивала за углом дни напролет в надежде, что ее куда-нибудь выведут, но нет. Из дома она не выходила. Сеньор Алдайя вызвал полицию, и с помошью влиятельных друзей упрятал меня в сумасшедший дом в Орте. Сказал, что я — какая-то помешанная, которая неизвестно почему преследует его семью. Там я провела два года как зверь в клетке, а когда вышла на свободу, первым делом прибежала на проспект Тибидабо к Пенелопе.

— Вам удалось увидеть ее? — спросил Фермин.

— В доме никого не было. Он был пуст, закрыт и выставлен на продажу. Мне сказали, что Алдайя уехали в Аргентину, но все мои письма по их новому адресу возвращались невскрытыми…

— Что стало с Пенелопой? Вам удалось узнать? Хасинта отрицательно покачала головой:

— С тех пор я ее не видела.

Старушка зарыдала, а Фермин обнял ее и стал укачивать. Тело Хасинты Коронадо высохло настолько, что она казалась девочкой, а он рядом с ней — гигантом. У меня в голове кипели тысячи вопросов, но Фермин жестом дал понять, что разговор окончен. Он оглядел еще раз грязную, холодную дыру, где доживала свой век Хасинта Коронадо.

— Пойдемте, Даниель, нам пора. Ступайте, я за вами.

Я пошел вперед, а оглянувшись, увидел, как Фермин встал на колени перед старушкой и поцеловал ее в лоб. Она ответила ему беззубой улыбкой.

— Скажите-ка, Хасинта, ведь вам нравится «Сугус»?

По дороге к выходу мы натолкнулись на настоящего агента похоронной конторы с двумя помощниками, похожими на обезьян. У них был сосновый гроб, веревка и стопка каких-то старых простыней. От процессии зловеще пахло формалином и дешевым одеколоном, на их полупрозрачных лицах застыли утомленные улыбки. Фермин молча указал им на келью с покойником и жестом благословил все трио, они в ответ кивнули и уважительно перекрестились.

— Идите с миром, — пробормотал Фермин и потащил меня к выходу, а монашка с масляным светильником в руке проводила нас мрачным обвиняющим взглядом.

Когда мы вышли за ограду, темная грязная улица Монкада показалась мне долиной славы и надежд. Шедший рядом Фермин облегченно глубоко вздохнул; похоже, не только я был рад оставить позади это жуткое место. История Хасинты встревожила нас гораздо больше, чем мы ожидали.

— Послушайте, Даниель, а что, если мы раздобудем парочку ветчинных котлеток вон там, в «Шампаньет», и еще по стаканчику шипучего вина, чтобы убрать изо рта дурной привкус?

— Я бы не отказался.

— Вы сегодня не встречаетесь с вашей красоткой?

— Завтра.

— Ну вы и плут. Решили потомить ее ожиданием, а? Как быстро мы учимся жизни…

Мы не успели пройти и десяти шагов к шумному бару, всего лишь миновали несколько домов вниз по улице, как вдруг три призрачных силуэта вышли из тени нам наперерез. Двое головорезов встали у нас за спиной так близко, что я мог чувствовать затылком их дыхание. Третий, поменьше остальных, но гораздо более зловещий, заступил нам дорогу. Он был все в том же в плаще, его масляная улыбка лучилась удовольствием.

— Ага, кто это у нас тут? Да это мой старый знакомый, человек с тысячей лиц, — сказал инспектор Фумеро.

Фермин вздрогнул так, что мне показалось, будто брякнули все его кости, от его красноречия остался только сдавленный стон. Двое мясников скорее всего были агентами криминальной полиции, они уже держали нас за волосы и правую руку, готовые вывернуть ее при первом признаке сопротивления.

— Надо же, какая удивленная физиономия… Думал, я давно потерял твой след, правда? Возомнил, что такое дерьмо, как ты, может обвести меня вокруг пальца и сойти за порядочного гражданина? Ты, конечно, придурок, но не такой же. Я слышал, ты суешь вот этот огромный нос не в свое дело, это плохо… Что ты там затеял с монашками? Облагодетельствовал какую-нибудь из них? И почем они теперь берут?

— Я свято чту неприкосновенность чужих задниц, особенно если речь идет об обете безбрачия. Если бы вы поступали так же, вы неплохо сэкономили бы на пенициллине, да и с пищеварением проблем стало бы меньше.