Людмила Бояджиева - Пожиратели логоса

Прихватил белый томик, Жетон кинулся на перерез:

— Граждане-товарищи! Друзья! Братаны! Не пропустите свой шанс ознакомиться с жизненно важной информацией. Всю подноготную деятельности теневой экономики в стране и механизм функционирования Смысла жизни раскрывает Теофил Трошин. В поэтической форме. Да что вы толкаетесь, дама? Пустите, пустите, оторвете рукав! Убери манифест, мужик, я ж не памятник!

Жетона отнесло на обочину выплеснувшейся на поверхность реки. Словно истомленные пытками узники подземелья, вырвались люди из метрополитена, топоча, как стадо носорогов. Запричитала, свалившись в грязь какая-то бабка, её затерли, не теряя темпа. Расталкивая локтями бегущих, «казак» ринулся в гущу и выволок старуху к прилавку. При этом получил по загривку древком союзного знамени, потерял мобильник и озверел.

— Эй, народ, слушай, что говорю! «Своевременная книга», — он развернул листы томика.

Щиток с лозунгом «Верни кровную копейку, сука!» выбил из рук читавшего книгу, зацепил вдохновенный казацкий фейс.

— Вот тебе, козел! — кулак Жетона опустился на темя обидчика. Кровь струилась из разбитой губы, он стирал её рукавом, удерживая напор целеустремленных граждан. Парнишка не инвалидного, а вполне спортивного кроя, мимоходом, ловким пассом профессионала, двинул чтеца головой в челюсть.

— Озверели совсем, господа? — не удержав равновесия, Жетон рухнул под чьи-то ноги. Могучий рев заглушили топот и тупые удары, словно выбивали палкой тюфяк. Бледное лицо со смертельной тоской в черных глазах ещё мелькнуло в туче бегущих тел, взлетели крылья удивленных бровей и скрылись. Толпа неслась, свернув прилавок, затаптывая в грязь пестрые обложки книг, руку продавца, ухватившую в предсмертной судороге белый томик.

В Европе много старинных замков, которые охотно посещают любознательные туристы. Зачастую это вовсе не музеи, а жилые дома. Их владельцы корысти ради или для собственного удовольствия приглашают в залы гастролирующих музыкантов, устраивают концерты, экскурсии. Пусть даже в группе любопытствующих всего два человека, но хозяин рад похвастаться своими сокровищами и не пожалеет времени на разговоры. Вот он с указкой в руке — сухонький старикан в вязанном жилете и затемненных очках. Стены овального зала пусты, лишь в большой нише, как раз против широкого, задернутого портьерой окна, разместились три полотна, объединенные в триптих.

Слева, конечно же, Адам и Ева, ещё не изгнанные из Эдема, а, похоже, только что в него прибывшие — радость скитальцев, обретших обетованную землю, озаряет лица. И новорожденная любовь! Нет, такая не может быть грешной.

Справа — полотно, густо населенное фигурами и сюжетами, его надо разглядывать долго, подробно, выспрашивая хозяина про отдельные эпизоды и строя собственные догадки. Люди, собаки, леса, озера, таящиеся в зелени змеи, скопища башен, словно увиденных с ковра-самолета, спящие дома, отягощенные плодами яблони. Синеглазый человек в лиловых перчатках взмахнул серебристым клинком над клубящимися тварями, другой — с разбойничьим разлетом смоляных бровей — склонился над фолиантами, а седовласый старик с маленькой девочкой сидят среди золотого сада, как в драгоценной палехской шкатулке.

На картине, расположенной в центре, разлилась от края до края бездонная лазурь, а в ней, над зелено-голубым летучим шаром Земли парят песочные часы. Отсветы небесного сияния играют на стеклянных боках полусфер, висящих в горизонтальном равновесии, как знак бесконечности. Свет и мрак пойманы в прозрачные садки, чуть покачивающиеся, словно чаши весов.

Мозаичный паркет натерт до блеска, в углах зала притаились тени и разделяет слова говорящих такая тишина, что слышно, как стучит сердце. Против картин двое стоят в обнимку, не разжимая скрещенных за спинами рук почти сиамские близнецы. Разве разберешь, чье сердце колотится гулко и торопливо? И, похоже, с них рисовал неизвестный художник Адама и Еву.

— Специалисты предполагают, что автором этого триптиха является неизвестный предшественник Иеронима Босха. Полотно справа представляет собой подробную и отчасти, аллегорическую иллюстрацию к истории, которую я вам поведал, — завершил долгий рассказ Хозяин и устало опустился на обитую вишневым бархатом банкетку.