Джузеппе Конте - Осеннее равноденствие

На холм среди леса принесли обширный сверкающий бассейн, поставили его между деревьями и стали ждать, когда он наполнится темной и бурливой дождевой водой.

Воины воздели руки, приветствуя того, кто столько раз отважно водил их в бой, и подумали, что ему не грозят больше ни стрелы врагов, ни палицы великанов, ни ловушки карликов.

А Барды запели для него Песнь Прощания с пирами, цветами и любовью.

Ниам, с гордо поднятой головой, намокшими волосами, лицом, исхлестанным дождем, не запинаясь, произнесла слова молитвы:

— Боги этих алтарей, все вы, и ты, Луг, приносящий зарю, внемлите мне.

Ты, Луна, госпожа небес и морей, вы, Дубы, владыки земли и леса, внемлите мне.

Духи потоков, духи крутых скал, духи прудов, окруженных тростниками, духи заоблачных источников, вы, с лучистыми, до пояса кудрями и глазами цвета мха, вы, близкие и невидимые, вы, что скользите в свете утра, словно падучие звезды и кометы, я отдаю вам юного короля, примите его.

Духи потоков, духи деревьев, вы, что резвее лососей, возвращающихся на место своего рождения, и лебедей, летящих к нам с запада, отведите его легкой рукой, с беспечальным взглядом туда, где все соединяется со всем, в Царство вселенной, где лепесток — это звезда, а звезда — ком земли, а ком земли — волна.

Я отдаю вам юного короля, Воды начала и конца. Не дайте погибнуть лесу. Примите его.

Молитва была произнесена, слезы Ога, Воинов, Бардов пролились вторым дождем.

Не плакали только Фионн и Ниам: она протянула над бассейном свою худощавую руку ладонью вниз.

На поверхности обширного бассейна в мутной дождевой воде вокруг лица поверженного юного короля блеснули светлые волосы.

Когда затихшие тучи над головой распахнулись, среди намокших дубов, почерневших гор и холмов, ступенями сбегающих к морю, и проносящихся клочьев тумана показалось ночное небо, подобное куску голубого шелка, проколотому серебряными ножами.

В лесу под лунным светом зажглись костры.

И тогда из прудов, окруженных огромными, в рост деревьев, тростниками, из низвергающихся в бездну потоков среди зарослей папоротника, ежевики, остролиста выплыли Девы-лебеди, одинокие и трепещущие, как огромные кувшинки, ступили на землю, и взгляды их пробуждали любовь в сердцах юношей.

Из укромных пещер по краям полян с пышной травой и голубым вереском вышли Жены-лани и бесшумно, быстрее, чем кони, примчались туда, где их ждали супруги и дети, и снова обрели свой прежний облик, руки и бедра, голос и улыбку.

Вышли один за другим Воины, павшие в самых давних битвах, вышли, пятясь задом, из темной расселины, вскрывшей сверху донизу серебристо поблескивающую скалу, высокую, как крепость над вольным морем.

Путешественники, столетия назад покинувшие этот холм, снова ступили на него; их принес туда корабль, целый, но без мачты, стройный, крылатый, с носом в виде грациозного исчезнувшего зверя, чтобы они сделали привал на эту ночь.

И зашел разговор о местах далеких, но достижимых, путешествиях нескончаемых, но длящихся мгновение, в эту ночь, когда рушатся все преграды и Вечерняя Звезда встречается со Звездой Утра, все услыхали об острове Серебряных Деревьев, стоящем на четырех громадных бронзовых столпах среди волн Океана, и о Царстве Десяти Стен, где в Источнике под сенью орешников и яблонь отдыхают лососи.

Фионн и Ниам, стоявшие друг против друга, оставались у алтарей до исхода ночи, не давая угаснуть языкам пламени, подымавшимся к луне. И они увидели, как на алтари спустились боги, оставив свои следы на дереве дуба и на камне. Спустились Таранис, Тевтат, Езус, Дагда, Дейрдре, Мананнан.

Последним явился Луг. Он снизошел в облике юного белокурого воина, слишком юный для бога, а может быть, и для воина, сияющий, полный радости, неся с собой первый белый луч рассвета, клинок своего светоносного меча, и вонзил его в самое сердце холма, между алтарями.

Так пришел Самайн, год и мир родились заново.

Солнце теперь сухое, словно отполированное. Переход свершился. С каштанов облетели все листья, покрасовавшись напоследок в сияющем венце, ветки превратились в черную решетку; сосны, замкнувшиеся в свой едва поцарапанный вечнозеленый панцирь, поднимались к небу, ставшему более голубым, более чистым и далеким. Теперь они принадлежали воздуху, а не земле. Папоротники исчезли все разом, поглощенные почвой, поникший, скрюченный вереск уже не отличить было от бурой земли. На темных блестящих ветках остролиста появились ягоды, в разгар зимы они покраснеют.