Джузеппе Конте - Осеннее равноденствие

При свете и без дождя все расстояния кажутся короче. Мы тут же вышли на тропинку, ведущую к нашим домам.

Впереди мы увидели Сару — она шла, короткие рыжие волосы мелькали среди веток сосен, как россыпь ягод шиповника, колеблемых ветром. Бесстрашно погружая ноги в вязкую грязь, шла она своим солдатским шагом, который раньше немного пугал меня, который, вопреки моим ожиданиям, с годами не стал мягче. Увидев ее, я вздрогнул от чего-то более таинственного и древнего, чем страх.

Кем была Сара на самом деле? Почему она так ожесточилась против Капитана? Что связывало ее со Стражем? И в какую даль унесла ее память, что за картины она увидела в узорах дождя? Отпраздновала ли она Самайн?

Она шла впереди своим всегдашним, слишком быстрым и твердым, шагом, с широкими прямыми плечами пловчихи, с полоской цвета стали в коротких рыжих волосах, на которой утреннее солнце сквозь зыбкий после дождя воздух порой зажигало искорки. Во взгляде, брошенном на нее Капитаном, впервые соединились ненависть и уважение: так смотрит охотник на неуловимую добычу. Солнце поднялось уже высоко, и лес был залит ясным бурлящим светом, словно ветви, листья, кусты, ягоды — все приблизилось и стало выше; на небе были облака, но они проносились быстро, как перелетные птицы, и не видно было, чтобы они собирались вновь сгуститься.

Утром мы несколько часов подряд слышали выстрелы, иногда совсем рядом с нашими домами, и лай собак.

1 ноября, вечером

Боги — это все то, что продолжает нашу жизнь; но чтобы она продолжалась, мы должны пережить потрясение. Молитвы и заклинания бесполезны. Боги должны явиться и завладеть нами. Потрясти нас, вырубить нас, как просеку в лесу, позолотить, как лист каштана, обагрить кровью, как виноградник, сделать серыми, пурпурными и невесомыми, как куропатки, вспархивающие по склонам.

Мечтатель повинуется далекой луне, это она мечтает в нем. Жизнь познается в жестокой и хрупкой тайне, в жертвенной красоте мира.

Как быстро стемнело. В мое окно больше не видно моря, от него остался лишь грохот и дрожащие, прерывистые дорожки зеленого и красного света от маленького и большого маяков и яркие, но колеблющиеся, неровные, но негаснущие отблески фонарей заброшенного металлургического завода.

У древних народов, поклонявшихся дубу и луне, праздник Самайн был началом года и началом мира. Все существа должны были этой ночью явиться в леса — даже невидимые, те, кто уже умерли и кто еще должны были родиться. В эту ночь не было различия между людьми и тенями. В эту ночь рушились все преграды: небесный свод не отделялся от поверхности земли, текучая вода не отличалась от палящего огня, лесные звери на одну эту ночь обретали способность понимать людскую речь, а люди имели право бегать с необузданным весельем лесных зверей; это был миг, когда время останавливалось, и тогда Вечерняя Звезда встречалась со Звездой Утра, и сами боги спускались на свои алтари и показывались людям без покрова тайны.

Великий праздник был Самайн. За много дней до него Жрецы начинали вглядываться в небо. Нужно было, чтобы прошел дождь, освежающий и недолгий, чтобы потом в лесу просохло и прояснело и можно было разжечь костры среди дубов под лунным светом.

Жрецы знали все о дожде и о ненастье. Они могли заклинать их, вызывать или отвращать. На чистом и сияющем, как стеклянный купол, небе, по их повелению, в самом зените вдруг появлялась одна, другая, множество маленьких белых тучек, отороченных серым, плотных, как овечья шерсть, или вытянутых и остроконечных, как пчелиные ульи, из которых проливался дождь, и падал он именно туда, где его ждали, в четком круге тени, а вокруг по-прежнему сияла тончайшая пыль солнечных лучей.

В то время как Жрецы изучали солнце, луну, созвездия и облачные материки в небе, Воины после окончания летних кампаний сидели возле трофеев прошлых битв — отрубленных голов, насаженных на воткнутые в землю колья. Лица трудно было узнать: зияющие впадины вместо глаз, иссохшие, заострившиеся носы. Но кое-кто из Воинов вспоминал, что принес в лагерь на своем щите именно эту голову, а не другие. Они тоже ждали Самайн: знали, что вновь увидят павших товарищей, что враги явятся безобидными, беспомощными тенями — великаны без своей грубой силы, карлики без своих ловушек.

Вернулись из плавания путешественники, пора долгих дней и тихого моря миновала, грань равноденствия была позади, и все сидели по домам, а корабли стояли на якоре в защищенных от ветра гаванях.