Гийом Мюссо - Здесь и сейчас

Эстер подхватила конец фразы и тут же парировала:

— И у вас, и у меня один и тот же материал, мистер Костелло. Мы с вами имеем дело с переживаниями, страхами, фобиями, фантазиями. Я считаю, что у нас с вами есть общее.

— И вы считаете, что возможно взять и перевернуть страницу своей жизни просто потому, что ты писатель?

— Кто вам говорит о перевернутой странице? Я просто советую вам отделить от себя свою боль, кристаллизовать ее в области фантазии. Сделать приемлемым в области вымысла то, что неприемлемо в реальности.

— Мне очень жаль, но я на это совершенно не способен.

Эстер Хазиель мгновенно схватила картонную папку, которую положила на стол, и принялась листать странички фотокопий.

— Я здесь нашла интервью, которое вы давали «Дейли телеграф» в две тысячи одиннадцатом году, когда один из ваших романов вышел в Англии. Цитирую: «За химерами и фантастическими выдумками всегда таится доля правды. Роман почти всегда автобиографичен. Автор рассказывает историю через призму своих чувств, своей восприимчивости». И затем вы говорите: «Для того чтобы создать интересные персонажи, я должен испытывать к ним эмпатию. Я становлюсь по очереди каждым из моих героев. Белый цвет, пройдя через призму, раскладывается на семь цветов, автор точно так же дробится на своих героев». Если хотите, я могу продолжить чтение.

Артур Костелло отвел глаза от пристального взгляда психиатра и ограничился пожатием плеч.

— Не я первый рассказывал в интервью всякие байки.

— Разумеется. Но в данном случае вы говорили то, что думали. И это…

Эстер не успела изложить свои доводы. Заверещал детектор табачного дыма.

Не прошло и нескольких секунд, как Двуликий появился на пороге палаты.

Увидев окурок и пачку сигарет на столе, он страшно возмутился:

— Это непозволительно, доктор! Вы должны немедленно покинуть палату!

Сегодня.

Суббота 4 апреля 2015 года

Солнце поднялось над горизонтом, и небо заполыхало.

Старенький пикап «Шеви» с закругленным капотом и хромированным бампером свернул на проселочную дорогу, что вела к северной оконечности мыса Винчестер-Бей. Места были дикие, исхлестанные ветрами, куда ни посмотришь — океан и скалы.

Лиза Эймс остановила автомобиль перед домом на пятачке, засыпанном гравием. Золотистый лабрадор-ретривер с громким лаем бросился к машине.

— Тише, Ремингтон, — попросила Лиза, хлопнув дверцей пикапа.

Она подняла глаза и окинула взглядом приземистый восьмигранник маяка, который вздымался в небо рядом с небольшим каменным домом под острой черепичной крышей.

Лиза не слишком решительно двинулась к дому и поднялась на крыльцо. Достала из кармана теплой куртки с капюшоном связку ключей, отперла дверь и вошла в просторный холл, кухню, гостиную — в общем, в главную комнату дома с балками на потолке и огромным окном, выходящим на океан.

Мебель не отличалась замысловатостью — книжный шкаф, платяной шкаф и множество деревянных, покрашенных в белый цвет полок. По стенам развешаны рыбацкие сети, канаты, веревки, на полках лампы-молнии всех размеров, деревянные лакированные садки для омаров, морские звезды, парусник в бутылке.

Возле камина, на диванчике, Лиза обнаружила крепко спящего мужа. Рядом на полу стояла пустая на три четверти бутылка виски.

На ее глазах закипели слезы. Она не видела Артура после смерти детей, Бенжамина и Софии. Артур исхудал, как скелет, стал неузнаваем — длинные спутанные волосы, борода, ввалившиеся, обведенные черными кругами, глаза…

На некрашеном деревянном столе Лиза увидела старую пишущую машинку. Салливан подарил внуку на пятнадцатилетие «Оливетти Леттера» в светло-синем алюминиевом корпусе.

Она удивилась появлению машинки. Артур давным-давно не печатал. Она покрутила валик и вытащила вставленный листок.

Я открыл глаза.

Я…

Продолжения не было. Обрыв. Лиза не уловила смысла. Посмотрела и увидела рядом с машинкой стопку бумаги. Дрожащими руками взяла листки и пробежала первые строки.

1971

— Не бойся, Артур! Прыгай! Я ловлю.