Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Не говори так. Мы с тобой живем вместе вот уже семь лет. Ты подарила мне много любви и двух красивых детей, которых я обожаю. Я верю в нас, Шарлотта. Мы сможем благополучно пережить этот тяжелый период.

Людвиг усадил Шарлотту за стол и налил ей липового настоя, от которого обычно клонит ко сну. Затем он сел рядом с ней.

– Киона сказала тебе, что этот ребенок – от меня! – произнес он. – Даже если это и не так, то – во имя всех сирот, оставшихся после войны, во имя малолетних мучеников, пострадавших от нацистского безумия, – я буду растить его как своего собственного ребенка. Я буду любить его и заботиться о нем.

Шарлотта недоверчиво посмотрела на Людвига пристальным взглядом. Он еще никогда не казался ей таким красивым. Его светлые вьющиеся волосы спускались сзади ему на шею и обрамляли спереди его высокий лоб. В его лице не было ни одного изъяна, и к этому совершенству внешности добавлялись прекрасные качества его души – доброта, нежность и мудрость, – придававшие взгляду его пронзительно голубых глаз удивительный блеск.

– Мой дорогой, тебе не придется идти на такое самопожертвование, потому что Киона точно определила, что этот ребенок – наш с тобой. Она не стала бы врать по такому важному вопросу.

Людвиг кивнул и, улыбаясь, легонько сжал пальцами ладонь Шарлотты. Однако ему при этом пришла в голову мысль – назойливая, как жужжание комара: «Если только Киона не решила, что ей лучше нам соврать – соврать из доброты, из сострадания, из вежливости. Она, возможно, сказала то, что может помочь нам с Шарлоттой восстановить гармонию в нашей семье».

– Выпей настой, – сказал Людвиг громко, – и затем давай поскорее ляжем спать. Я повешу твои новые платья в шкаф.

– Мне вообще-то кажется, что Киона предпочитает носить мужскую одежду, – вздохнула Шарлотта. – Она в детстве – лет, думаю, до тринадцати – любила надевать индейскую одежду из вывернутой наизнанку кожи, а еще носила на шее свои знаменитые амулеты и заплетала волосы в длинные косы. Ты это помнишь? Ей удалось выдавать себя за парня целых десять дней на каких-то там конюшнях в Онтарио. Она, надо сказать, довольно странная!

Людвиг ничего не ответил. По его мнению, эпитет «странная» уж никак не подходил этой удивительной девушке с янтарными глазами. Когда он впервые встретился с ней восемь лет назад, он совершенно спокойно воспринял ее такой, какая она есть, и почти не удивлялся ее странностям. В ту эпоху он просто уподоблял ее персонажам скандинавских легенд – то лукавой фее, то домовому, оберегающему домашний очаг.

– О чем ты думаешь? – забеспокоилась Шарлотта. – Ты смотришь куда-то в пустоту и улыбаешься.

– Я придумываю имя нашему малышу, – ответил Людвиг, позволяя себе соврать. – Может, если это будет девочка, то назовем ее Астрид, а если мальчик, то Виктор?

– Почему бы нет? Мне хотелось бы рожать на берегу Перибонки, и чтобы при этом присутствовала бабушка Одина. А еще – Мимин. Людвиг, прошу тебя, соглашайся. Если ты согласишься, Тошан не посмеет тебе отказать. Здесь я рожать боюсь, да и в больницу мне не хочется.

Она вытерла навернувшиеся ей на глаза слезы – которые, впрочем, ничуть не растрогали Людвига. Он сделал раздраженный жест рукой.

– Нет, нет, Шарлотта. Я рублю лес, я посадил для нас овощи, я уже утеплил чердак. У нас тут прекрасные соседи – твой брат и его жена. Иветта может присмотреть за Аделью и Томасом в тот день, когда ты будешь рожать. Тебе нужно будет лечь в больницу. Тебе об этом говорили и Лора, и Эрмин. Четыре года назад ты едва не умерла в родах. Это был настоящий кошмар! Что угодно, но только не это: мне не хочется снова приехать в Большой рай, пусть даже у нас и есть о нем некие хорошие воспоминания. Твой настоящий дом – здесь, в Валь-Жальбере, а не там.

Шарлотта с недовольным видом пожала плечами, но настаивать не решилась. Она выпила липовый настой, мысленно пообещав себе все-таки добиться своего еще до наступления зимы.

Берег Перибонки, Большой рай, часом позже

Тошан едва удерживался от того, чтобы не сделать резкое движение вилами, острия которых он держал возле горла Пьера Тибо. Пьер лежал на ступеньках крыльца и со страхом смотрел на него. Железные острия вил слегка надавливали на его дряблую кожу, причиняя ему пока что лишь небольшую боль, однако в любой момент могли вонзиться глубоко и убить его.

– Успокойся, Дельбо, – едва выговорил Пьер. – Я собираюсь уйти отсюда. Мои приятели ведь ушли.