Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Не выходи никуда из этой комнаты, Одина, чтобы тебя никто не видел, – посоветовал он бабушке. – Пока я жив, никто тебя ни в какую резервацию не увезет.

– Я верю тебе, Тошан, сын моей дочери Талы…

Все эти сцены вихрем пронеслись перед мысленным взором Тошана. Ему показалось, что он снова слышит дрожащий голос бабушки, хотя смотрел с безграничным отвращением на своего давнего врага, взгляд которого затуманился от выпитого алкоголя, а кожа покрылась красноватыми пятнами.

– Ты за несколько дней уничтожил то, что создавалось много лет! – рявкнул Тошан. – Черт побери, я же четыре года назад тебя хорошенько отделал и предупредил, чтобы ты держался от этого места подальше! Ты тогда обещал, что больше не будешь появляться здесь и даже пальцем не тронешь женщин, которые мне дороги. Мне следовало бы тебя убить: сначала выбить тебе вообще все зубы и сломать пару ребер, а затем утопить в озере!

Метис нажал чуть-чуть сильнее на рукоять вил. Из шеи его врага выступила капелька крови.

– У меня больше нет дров на зиму, ты убил моих собак – безжалостно пристрелил этих бедных животных; ты сжег мои сани… За какие мои грехи ты со мной так поступил?

Пьер Тибо ошалело огляделся вокруг. Помощи ему сейчас ждать было не от кого. Его собутыльники разбежались, как зайцы, как только на поляне появился Тошан, целящийся в них из своего ружья.

– Что ты там высматриваешь? – сердито спросил индеец. – Твое ружье я бросил в костер, ты сам это видел, – тот самый большой костер, который вы развели и в который бросали нашу мебель и белье. Ты считаешь меня дикарем, да? Я с удовольствием проткну тебя этими вилами.

Перед мысленным взором Тошана снова замелькали сцены из прошлого. Этот мужчина, который сейчас находился в его власти, как-то раз попытался изнасиловать Эрмин и прижался к ее нежным губам своими желтоватыми губами – губами заядлого курильщика. Метис также вспомнил о том, как испуганная Акали долго сидела в доме, запершись изнутри, после того, как ее тискал этот мерзкий Тибо.

– Ты – вредоносное животное! – рявкнул Тошан. – Мне нет вообще никакого смысла оставлять тебя в живых и позволять тебе дышать тем же воздухом, которым дышу я и мои дети. Плевать мне на законы и правосудие! Мои соплеменники уже достаточно настрадались из-за таких негодяев, как ты. Откровенно говоря, я бы с удовольствием перерезал тебе горло. А затем твой труп сгорит на костре, который ты сам и развел!

Тошан, вытаращив глаза и содрогаясь всем телом от охватившей его ненависти, сжал зубы. Однако когда он уже хотел со всей силой вонзить вилы в горло своего врага, перед его мысленным взором вдруг появилась Киона. Она была в розовой ночной рубашке. Ее медовые руки и икры были освещены языками пламени, пляшущими где-то позади нее.

«Нет, Тошан, не надо, прошу тебя, не убивай его. Его смерть будет давить тяжким грузом на твою душу вплоть до твоей собственной кончины. К тебе едет Мин».

Эти слова отразились в его сознании эхом. Ему захотелось что-то ответить, но Киона уже исчезла. Тошану вдруг стало очень холодно, а затем его охватило абсолютное спокойствие. Он отбросил в сторону вилы, поднял с земли свое ружье и нацелил его на Пьера. В тот же самый миг откуда-то издалека из ночной темноты донесся шум мотора.

– Киона? Ответь нам! – снова и снова повторяла взволнованным голосом Мадлен.

– Она скоро придет в себя, – сказала Лора. – Мы к такому уже привыкли.

– Да уж, привыкли, – пробурчал Жослин. – Моя бедная малышка когда-нибудь к нам не вернется.

Почти вся семья собралась в гостиной. Не было Эрмин: она, явившись в полицейский участок Роберваля и рассказав им о случившемся, настояла на том, чтобы они взяли ее с собой на берег Перибонки, где должен был находиться Тошан. Кионе минуту назад вдруг стало очень плохо. Лоранс и Акали подскочили к ней, чтобы чем-нибудь помочь.

– Нет, не нужно! – воскликнула она, откидываясь назад и прислоняясь к спинке дивана.

Затем она, закрыв глаза, замерла. Кожа на ее лице стала восковой.

– Она, должно быть, опять переместилась в пространстве при помощи билокации. Мне знакомы эти симптомы, – вздохнула Лора. – Господи, какая еще трагедия обрушится на нас? Меня терзает этот вопрос.

Мирей, пришедшая в гостиную последней, покачала головой и громко сказала:

– Иисусе милосердный, как же нам не везет, мадам! Мы устроили сегодня веселый пир, и вот теперь после такого веселья у нас, похоже, опять случилось несчастье. За радостью, получается, всегда следует горе.