Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

Овид, сильно смутившись, опустил голову. Однако затем он – в поспешной манере – решился быть предельно откровенным и рассказал, ничего не утаивая, о том, что произошло у него с Лоранс. Эстер на этот раз так удивилась, что, сняв свои солнцезащитные очки и не произнося ни слова, с недружелюбным видом стала смотреть куда-то в сторону.

– И случилось так, что этот нелепый поцелуй стал прелюдией к нашей с вами встрече, Эстер, – добавил Овид. – Я пребывал в полном замешательстве, потому что не знал, каким образом мне дать задний ход, когда на крыльце дома семьи Шарденов вдруг появились вы. Я все понял для себя в тот момент, когда наши с вами взгляды встретились… Вот такие дела! Вы, наверное, теперь меня презираете, и я вполне этого заслуживаю. Я не мог скрыть от вас этот прискорбный эпизод, который позволил мне понять одну вещь: я потерял уважение к самому себе из-за того, что мне польстили чувства, возникшие ко мне у Лоранс – невинной шестнадцатилетней девушки. Ну да ладно… Я сейчас соберу остатки этого нашего пикника, и затем мы поедем на сыроварню. Если, конечно, вам все еще хочется туда поехать.

– Овид, с какой стати я стала бы вас презирать? Вы ведь просто живой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Я и сама не святая. Меня охватывали точно такие же чувства, какие были у вас, и я переживала точно такое же разочарование. Когда я училась в лицее в Париже, мой преподаватель древнегреческого языка – настоящий фат – невольно заставлял мое сердце биться быстрее. Мне было пятнадцать лет, и я училась только на отличные оценки. Он часто улыбался и этим вскружил мне голову. Это было настоящим безумием! Я была уверена в том, что люблю его и что он тоже любит меня. Как-то раз после занятий я поступила точно так же, как Лоранс: бросилась ему на шею и поцеловала его.

– И как он на это отреагировал?

– Он довольно бесцеремонно оттолкнул меня и в качестве наказания оставил на два часа после занятий. Вдобавок к этому он задал лично мне перевести один древнегреческий текст, который представлял собой настоящую головоломку. Я, подумав, что он злой и глупый, спустилась со своего розового облака на землю. Он очень быстро меня исцелил.

– Я даже и представить себе не могу, как бы я мог наказать Лоранс, которая помогала мне обучать моих немногочисленных учеников. Для этого мне, по меньшей мере, нужно быть невиновным. Возможно, она полностью пришла в себя, раз уж вы видели ее сегодня утром веселой. И пусть она ненавидит меня, я не стану переживать, если только это поможет ей не испытывать никаких душевных страданий.

Эстер встала, подняла с земли одеяло и свернула его. Овид, взяв у нее из рук одеяло, очень тихим голосом спросил:

– Скажите честно, мои откровения не вызвали у вас неприязни ко мне? Нет?.. А я ведь так себя терзал! Прошлой ночью я почти не спал. Я чувствовал себя виноватым и перед Лоранс, и перед вами.

– Овид, это все занятные пустяки – эпизоды из жизни, о которых потом вспоминают с умилением, если только они не привели к серьезным последствиям. Какая-нибудь другая женщина, возможно, осудила бы вас и разорвала бы с вами отношения, но я так поступать не стану. Не стану из-за всего того, что я в своей жизни видела и пережила. Это хорошо, когда человек испытывает угрызения совести, чувствует себя виновным и стыдится. Я себя часто спрашивала, как палачи из Аушвица могут спать, есть, смотреть на себя в зеркало и даже дышать… А вы вообще-то человек хороший.

Эстер подняла свою красивую голову и, посмотрев на Овида, слегка улыбнулась ему. Ее губы при этом едва заметно подрагивали. В тени деревьев ее кожа цвета слоновой кости казалась более бледной. Ветер, дующий со стороны озера, заставлял плясать маленькую прядь волос, упавшуюся на ее лоб. Не сводя глаз с Овида, которого ее слова очень обрадовали, она слегка прикоснулась губами к его темно-розовым губам красивой формы.

– А у меня что, нет права на поцелуй? – прошептала она, почувствовав, что он колеблется. – Никто в мире не станет на вас из-за него сердиться.

Выпустив из рук то, что он в них держал, Овид осторожно обнял Эстер и очень нежно ее поцеловал. Они оба почувствовали, что их души тянутся друг к другу и ведут себя при этом не так робко, как тела, уже давно не испытывавшие плотских наслаждений. Затем Овид, проникнувшись нежными чувствами, обнял Эстер уже намного крепче и стал покрывать легкими поцелуями ее щеки и волосы.

– Мне не хочется выпускать вас из своих рук, – прошептал он ей на ухо. – Я хочу прижимать вас к себе и тем самым заставить позабыть обо всем, что вы пережили.