Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

Киона, чувствуя, что веки у нее отяжелели, изо всех сил старалась не заснуть. Она смотрела на Лоранс, которая лежала на соседней кровати спиной к ней, Кионе. Ее волосы разметались по подушке, а тело по самую шею было скрыто одеялом.

«Надеюсь, я приняла правильное решение, – мысленно говорила себе обескураженная Киона. – Лора разделяет мое мнение насчет того, что нам не следует предавать огласке эту историю с Овидом».

Запершись тогда, перед невеселым ужином, втроем в комнате, Киона, Лора и Лоранс очень напряженно спорили друг с другом, проглотив в качестве аперитива коктейль из упреков, признаний и слез. Лоранс все рассказала бабушке: и о первом поцелуе в «шевроле» (поцелуе коротеньком и легком), и о поцелуе втором, при помощи которого она, Лоранс, решила отомстить учителю, выбрав в качестве орудия мести своего маленького брата.

«В сущности, это были детские выходки, капризы, – заявила Лора. – Лафлеру следовало бы стыдиться, но вообще-то он не заслуживает ни того, чтобы его поливать грязью, ни того, чтобы обвинять его в попытке тебя соблазнить. Ты, должно быть, сама приложила немалые усилия к тому, чтобы вскружить ему голову. Я знаю, о чем говорю, мне ведь тоже когда-то было шестнадцать лет».

Киона сидела на кровати, прижавшись спиной к ее спинке. Она весь вечер чувствовала, какие сильные душевные страдания испытывает Лоранс, которой казалось, что ее унизили, что у нее отняли ее мечту о любви и отнеслись к ней как к какой-нибудь девчонке, тогда как ее тело и душа стремились быть взрослыми.

«Об этом прискорбном эпизоде твоим родителям сообщать не стоит, – сказала Лора, бледная от охватившего ее негодования. – Констан ничего никому не расскажет – я об этом позабочусь. Что касается Овида, то я напишу ему, чтобы он больше здесь, у меня дома, не появлялся. Если ему хочется общаться с Эстер, то пусть назначает ей встречи где-нибудь в другом месте. Да-да, моя малышка, ты, возможно, ничего вокруг себя не видишь, но ему хочется встречаться с Эстер. Она ему очень нравится».

Эти слова прозвучали как суровый приговор. Они отразились гулким эхом и в сердце Кионы. Однако окончательным приговором стали слова, произнесенные Эстер, хоть она об этом даже не подозревала.

«Лоранс ни разу ничего не сказала мне с того момента, как мы сюда пришли, – подумала Киона. – Как я ее ни упрашивала, она даже не открыла рта. Когда я попыталась ее обнять, она резко отпихнула меня с бешеным взглядом. Мне показалось, что она готова вцепиться в меня ногтями. Но она не смогла заставить меня выйти из этой комнаты. А о чем она думает, я знаю. Мне нельзя засыпать ни на секунду. Впрочем, сама она уже спит. В этом я уверена».

Киона поднялась и, босоногая, стала бесшумно ходить туда-сюда. В это время года через час-другой уже должно было начать светать. Нужно было всего лишь продержаться до рассвета.

«У кого-то – счастье, а у кого-то – горе, – мысленно сказала себе Киона. – Я сумела излечить душевную боль Эстер, и та теперь уже готова любить и быть любимой, а вот как мне помочь Лоранс – я не знаю. Я так сильно на себя за это злюсь! Я сомневалась, что она испытывает какие-то чувства к Овиду, но они у нее и в самом деле есть – чувства пугающей силы, чувства опасные. Мне хотелось бы сейчас поговорить об этом с Мин. Любая мать должна в этом разбираться. Однако мы с Лорой договорились сохранить все в тайне».

Сдержать это свое обещание и Кионе, и Лоре было очень трудно.

«Не рассказывайте моим родителям о том, что я натворила, – со слезами на глазах попросила Лоранс. – Они, должно быть, не знают, что я люблю Овида и что я еще долго буду его любить. Я и так уже испытала немало стыда! Я не вынесу их взглядов, их поучений и их жалости ко мне. Пообещай мне, бабушка, пообещай мне, Киона! Ты мне это должна, раз ты украла у меня мою маму. Ты значишь для нее больше, чем я, больше, чем все ее дети! И я уверена, что у тебя было видение, что ты знала про Эстер, но ты тем не менее мне ничего не сказала, даже в тот вечер на берегу озера, когда Мукки читал мне мораль».

Поскольку эти обвинения были справедливыми, они очень болезненно кольнули Киону. И вот теперь, чтобы случайно не уснуть и оставаться настороже, она старалась думать именно о них.

«Прости, моя маленькая Лоранс, – прошептала Киона, подходя к кровати. – Ты для меня сестра, и я тебя очень люблю!»

Почувствовав изнеможение, она опустилась на колени и положила голову на край кровати Лоранс. Чувствуя, что уже не может больше бороться со сном, она вытянула руки и обхватила ими тело Лоранс.