Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья

– Как у нас тут весело! – пошутила Эрмин, принимаясь за десерт – грушевый компот и печенье.

Мадлен мечтательно улыбнулась, не уловив иронии в голосе своей подруги. Эта индианка радовалась тому, что присматривает и ухаживает за Аделью, пусть даже наряду с ней этим занималась и Киона. Адель заполняла собой ту пустоту, которая образовалась в душе Мадлен, когда Акали ушла в монастырь.

– Со стороны может показаться, что на наш дом обрушилось какое-то несчастье, – хмыкнул Тошан. – Слава Богу, ничего подобного не произошло.

– Известно ли вам, что ангелы вовсе не являются любимчиками Бога и что он охотнее обращает свою любовь на людей – согрешивших, но покаявшихся? – вдруг сказала Киона, как будто бы эти ее слова являлись ответом на реплику ее сводного брата. – Ангел, достойный называться ангелом, не знает, что такое грех. Он вообще никогда не грешит, и Бог в какой-то степени обходит его своим вниманием. Кто при таком положении дел согласился бы быть ангелом?

– Не говори глупостей, – вздохнул Жослин. – Малышка моя, ты сегодня вечером какая-то странная.

– Жосс, так написано в Библии, которую твоя дочь читает вот уже несколько лет, – сказала Лора.

– Мой дорогой папочка, тебе кажется, что я сегодня вечером какая-то странная? – удивилась Киона. – Это почти что плеоназм.

Это заумное слово вывело Мирей из ее апатии.

– Иисусе милосердный, ты что, говоришь на иностранном языке?

– Нет, я говорю по-французски. Плеоназм – это то же самое, что повторение, то есть когда одно и то же говорят два раза. Лично мне кажется, что я всегда была странной, еще с рождения. Имя Киона уже могло бы стать синонимом слова «странная».

– Я в этом ничего не смыслю, малышка. Ой, слышите, возле дома лает собака? Кто-то приехал, – сказала Мирей.

– Это, несомненно, Эстер! – воскликнула Лора. – Она сегодня закончила работать поздно.

Эстер, подойдя к столу, поздоровалась с присутствующими. Возле ее ног крутился фокстерьер. Эстер выглядела великолепно: белая кожа, карие глаза, блестящие черные волосы, чувственные губы, тщательно накрашенные помадой неяркого цвета.

– Хотите перекусить? – спросил Жослин, очарованный этой красивой женщиной.

– Нет, благодарю вас, я уже поужинала. Меня приглашал на ужин месье Лафлер. Я отведала самого вкусного лосося в мире – уананиша из озера Сен-Жан. Белое вино тоже было неплохим. Завтра месье Лафлер не будет проводить занятий. Он повезет меня покупать сыр на сыроварню, на которой работает Мукки. Вообще-то это просто повод для хорошей прогулки. Ваш сын, Эрмин, очаровал меня своими рассказами о городе Ла-Бе и его окрестностях. Я желаю вам всем спокойной ночи и сама отправляюсь спать. Мы с Лафлером договорились встретиться возле церкви.

– Я рад за вас, Эстер, – сказал Тошан, который и в самом деле был рад за эту женщину.

Лора тоже сказала Эстер, что рада за нее, однако ее голос при этом был не очень твердым. Ее светлые глаза забегали: она старалась не смотреть на свою внучку, которую такие слова могли сильно уязвить. Никто не заметил этого, кроме Кионы, – она прочла в мыслях Лоранс, что слова ее отца и бабушки и в самом деле были для нее не очень приятны.

Эстер направилась в прихожую, весьма довольная тем, что поделилась своей радостью с семьей, приютившей ее у себя. «Если Эрмин все еще переживает по поводу своего мужа, то теперь она успокоится, – подумала Эстер. – Я наглядно показываю всем, что эта страна мне нравится и что ко мне возвращается вкус к жизни. И все благодаря им – Тошану и особенно Кионе».

Лоранс стоически проглотила последнюю ложечку компота. Сложив салфетку, она выпила немного воды.

– Я ложусь спать, – заявила она, чувствуя, как у нее сжимается сердце и все тело охватывает озноб, а душу – отчаяние.

Она обняла своих родителей, бабушку с дедушкой, Мирей и Мадлен и пошла в свою комнату очень бледная, не произнося больше ни слова. Киона сразу же пошла вслед за ней с мрачным лицом. «Отныне я буду твоей тенью, Лоранс, – сказала она. – Можешь меня хоть ненавидеть, но я тебя одну не оставлю».

На наручных часах Кионы, положенных на ночной столик, было два часа ночи. Луна заливала тусклым светом эту комнату, в которой в последние два года так часто болтали о том о сем, хихикали и откровенничали друг с другом три девушки, стараясь при этом не шуметь, чтобы не мешать всем остальным домочадцам. Комната представляла собой просторное помещение с двумя окнами, которое предназначалось для сестер-близняшек, но в котором стояла также кровать, выделенная Кионе. Лора вообще-то предоставила Кионе и отдельную комнату, однако девушка использовала ее в основном для того, чтобы хранить свою одежду, книги и прочие личные вещи. Этой ночью в той комнате спала Адель в компании своей единственной куклы и плюшевого мишки, которого ей дал Констан.