Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Хатч подошел к своей кровати и сел. — Она и не знает про письмо. Сильви отдала его прямо мне.

— Ты показывал его Сильви?

— Нет.

— А Грейнджеру?

— Нет, папа. Я хотел дождаться нашей поездки.

Роб подошел к чемодану и положил письмо поверх вещей. — Он когда-нибудь писал тебе прежде?

— Один раз на рождество, когда мне было пять лет, написала мать Рейчел — просто открытка и на ней одно слово «целую!». Ева показала мне ее. А он никогда, но я его помню.

— Откуда?

— Я только его и помню. Сколько мне было — три года, четыре? Когда ты возил меня туда, перед тем как мы поехали в Фонтейн.

— Мы тогда уезжали из Ричмонда. Я больше не мог жить там и искал, куда бы перебраться. Это было в тысяча девятьсот тридцать третьем году, тебе только-только исполнилось три. Неужели ты правда что-нибудь помнишь? — Роб улегся поперек своей сбитой постели.

Хатч сказал: — Воду с каким-то сильным привкусом, которую мне дали выпить, я, во всяком случае, запомнил. И еще запомнил, что он был совсем старый. Тебя с нами тогда не было, что ли? Я не помню, чтобы ты там был.

— Может, и не был. Мы прожили у них несколько дней. Я искал работу и оставлял тебя на его попечении.

Хатч кивнул. — «Оставайся с нами!» Он пригласил меня остаться у них. Мы с ним попили этой воды и вышли на солнышко. И тогда он взял меня на руки, посмотрел мне в лицо и сказал: «Ты оставайся. Ты — вылитая Рейчел». По-моему, он именно так сказал; во всяком случае, слово «оставайся» я помню твердо. А бабушка была там? Ее я совсем не помню.

— Ну, как же, — сказал Роб. — Только ее никто никогда не замечал. Добрая, заботливая, зла не помнящая; предпочитала держаться в тени, пока не ушла в царство теней окончательно. Рина говорила, что она умерла от какой-то болезни крови в год, когда началась война, — Рина с ней изредка переписывалась, они познакомились на нашей свадьбе, вот мистер Хатчинс и известил ее.

Хатч спросил: — А почему тебе не были бы там рады?

Роб ответил не сразу, восстанавливая в памяти прошлое. — Незачем тебе это знать.

— Как незачем? Мне нужно, папа.

— Это ведь из области того, о чем ты только что не пожелал слушать.

Хатч сказал: — Расскажи. Обещаю выслушать.

Роб знал, что начало лежит далеко в прошлом. Снова рассказывать об этом в какой-то случайной комнате он просто не мог. Он сел и сказал: — Пошли прогуляемся.

Квартал, отделявший их от океана, они прошли в молчании, Роб был босиком, он шел впереди и замедлил шаг, лишь дойдя до линии ровного спокойного прибоя. Хатч поравнялся с ним. Освещения не было почти никакого. Погруженный во мрак город (дома в большинстве совсем темные), ни луны, ни звезд, хотя небо казалось чистым. Их не засек бы ни один бомбардировщик. Глядя вдаль, Роб сказал: — Может, доставим Сильви удовольствие — уплывем отсюда и повоюем вместе с Элбертом? — Он ткнул пальцем перед собой, в направлении невидимого горизонта. — Всего три тысячи миль. Как думаешь, найдем мы его?

— Где?

— Во Франции. Он, наверное, участвует в высадке, если еще не убит.

Хатч сказал: — Вообще-то, папа, ты показываешь в сторону Гибралтарского пролива, но, пожалуйста, я готов.

Роб рассмеялся.

— Сперва нужно идти на север. Пошли на север до Новой Шотландии, а оттуда уж нацелимся прямо на Францию.

Хатч повел его налево, туда, где побывал уже сегодня один. Он шел по сырому песку вне досягаемости воды; его отец шагал как раз по черте, куда добегали волны, так что время от времени его ноги оказывались по щиколотку в светящейся пене. Они прошли уже довольно далеко; Роб продолжал молчать, и наконец Хатч сказал: — Насчет того, как нас встретят… ты мне начал рассказывать — почему ты не можешь взять меня туда?

Роб сказал: — Ладно. Я все думал, с чего начать. Что ж, можно и с этого. Когда я впервые приехал в Гошен, твоей мамы там не было. У нее было нервное заболевание, и она уезжала лечиться, а когда вернулась, я уже был там, в пансионе ее отца; у меня была работа, был Грейнджер, который работал на кухне, и был источник успокоения в том плане, о котором я уже тебе говорил (тоже на кухне, цветная девушка по имени Делла, которая у них выросла). Она-то встретила меня с распростертыми объятиями. Я заглядывал к ней в пристройку, где она жила рядом с Грейнджером, каждую ночь, пока не вернулась Рейчел. В течение нескольких недель, когда мне казалось, что жить больше невозможно, она ободряла меня, поднимала во мне дух просто тем, что впускала к себе. Сейчас ты этого не понимаешь — и никогда, надеюсь, не поймешь, но постарайся хотя бы поверить на слово своему отцу. Она была словно мост, перекинутый через какой-то отрезок моей жизни, и мост этот вывел меня к Рейчел. Признаюсь тебе — до свадьбы я не любил Рейчел. Но, как я уже говорил, у нас были родственные души; оба мы были безрассудны, когда дело касалось наших желаний, оба поставили себе одну и ту же цель в жизни. Однако, даже познакомившись с Рейчел и остановив на ней свой выбор, я продолжал ходить к Делле. Она по-прежнему давала мне успокоение. — Роб замолчал, продолжая шагать направо, пока вода не достигла ему почти до колен (брюки он закатал).