Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

— Вообще-то это уборная для персонала, — шепнула она, — но сегодня вы с Люком можете уединиться здесь, если хотите.

С этими словами она подмигнула, и я в ужасе уставилась на нее.

Я закрыла дверь на замок. Белая фарфоровая лампа с золотистым абажуром, стоящая на туалетном столике, наполняла помещение загадочным светом, и я почувствовала себя героиней старого фильма. Опустив ободок унитаза, бесшумно, как откидное сиденье в церкви, я села, вытерев его своим свадебным платьем «нулевого» размера, в который мне больше никогда не втиснуться.

Я щелкнула клапаном сумочки от «Боттега Венета», и она, звонко причмокнув, раскрылась. Порывшись, я отыскала потертую сине-зеленую ракушку и провела пальцем по ее ребристой поверхности.

Через некоторое время в дверь постучали. Я со вздохом встала на ноги. Неужели пора?

В чуть приоткрытой двери виднелись глаза, нос и губы Нелл. Там, с той стороны двери, был совсем другой свет.

Нелл улыбнулась, и уголки ее губ скрылись из виду.

— Ты чего тут сидишь?

Я молчала. Нелл просунула руку в прощелок и смахнула черную от туши слезу, дрожавшую в уголке моего глаза.

— Что за чушь нес Гаррет? — спросила она. — Ты — самая милая девушка? Тебя здесь хоть кто-нибудь знает?

У меня вырвался ужасный полусмех-полустон, от которого клокочет в горле.

— Что ты задумала? — спросила Нелл.

Она терпеливо выслушала меня и, присвистнув, сказала:

— Представляю, какой хай поднимется…

Температурная инверсия на Нантакете — это когда температура верхних слоев воздуха выше, чем нижних, — приводит к тому, что остров почти всегда, даже в ясную погоду, окутан дымкой, которую называют Седая госпожа.

Конечно, увидеть, что на небе ни облачка, удается только на пароме, прорвавшись сквозь пелену, когда впереди раскрывается ярко-синий, как заставка на экране проектора, небесный купол, а позади стеной встает серая мгла. Все осталось в прошлом, когда рядом появилась Нелл и сунула мне в руку запотевшую бутылку пива.

— Думаю, недалеко от причала должен быть прокат автомобилей, — сказала она.

— Так и есть, — ответила я, шумно отхлебнув из бутылки и отерев рот тыльной стороной ладони. — Рукой подать.

— Может, все-таки полетим на самолете? Ты точно не хочешь?

— Я сейчас не в состоянии лететь, — ответила я.

Нелл прислонилась спиной к поручню.

— Ну, так когда?

— Что — когда? — Я вопросительно взглянула на нее, прикрывая глаза рукой.

— Когда ты ко мне переберешься? Временно, пока не встанешь на ноги? — Она улыбнулась. Здесь, под ярким солнцем, ее зубы сверкали так ослепительно, что казались невидимыми. — Будет снова как в две тысячи седьмом. Только без мышей.

Я потерлась плечом о ее плечо.

— Ты не представляешь, как я тебе благодарна.

По моей просьбе Нелл позвала Люка, и через пару минут он толкнул дверь в туалет носком начищенного кожаного ботинка.

— Ани? Что-то случилось? Я нигде не могу найти Кимберли: включил слайды, а музыка…

Он заметил ракушку, зажатую у меня между пальцами, и изменился в лице.

— Что ты сделал с фотографией Артура? — безжизненным тоном спросила я.

Люк медленно, словно желая оттянуть неизбежное, затворил за собой дверь.

— Я не хотел расстраивать тебя еще больше.

— Люк, отвечай немедленно, или я…

— Ладно. — Он поднял руки, как бы сдаваясь. — Ладно. Джон, мой приятель, принес с собой наркотики. Купил у кого-то, пока был в Нью-Йорке. Я сказал ему, чтоб не страдал фигней. Ты же знаешь, как я к этому отношусь. — Люк многозначительно взглянул на меня, как будто жесткая позиция по отношению к наркотикам его извиняет, что бы он ни натворил. — Его невесте тоже захотелось нюхнуть. Им нужно было что-то — зеркало или фотография. Так Джон сказал.

— И ты дал им фотографию Артура с отцом?

— Не мог же я вручить им нашу фотографию! — возмутился Люк, как будто другого выбора у него не было. Как будто стены квартиры не были увешаны фотографиями наших чрезмерно фотогеничных друзей.

— И куда она делась потом?

— Упала. — Люк взмахнул рукой, показывая, как это было. — Рамка разбилась. И я ее выбросил.

— Вместе с фотографией? — спросила я, тщетно выискивая на его лице следы раскаяния.

— Если бы ты нашла фотографию без этой дурацкой рамки, ты бы расстроилась. Ты… ты все принимаешь слишком близко к сердцу. Ты бы закатила истерику! — Люк прижал руки к груди, словно защищаясь. — Я решил, что так будет лучше. Для тебя. Ты застряла в прошлом. Зачем ты вообще ее хранишь? Это ненормально, Ани, — содрогнулся он.