Винсент Килпастор - Десять негритят

Прогресс определенный безусловно был - я, например, пять лет ее уже не видел и года два даже и не звонил, но стоило подумать, что бабушка может вот так неожиданно умереть, снова, как и в детстве становилось жутко и страшно.

Страшно, разумеется, за самого себя - а как же это я, такой хрупкий, перенесу этот кошмар! Надо бы ей позвонить. Нет лучше написать. Звонить ей в последнее время было крайне сложно, бабушка уже почти совсем не слышала. И еще надо бы купить и отправить ей ту трость. В магазине за два квартала от дома продавалась такая классная лакированная палка с бронзовым набалдашником.

Каждый раз, проходя мимо палки, я вспоминал, что бабушка теперь передвигается опираясь на трость и клялся купить это произведение искусства, и послать домой с первой же зарплаты. Но когда приходил день зарплаты вечно обнаруживались совершенно непредвиденные расходы и покупка палки снова и снова откладывалась на неопределенный срок.

Бабушка, несмотря на ослабевший слух, чувствовала себя прекрасно и я даже наивно уверовал, что она будет жить до того момента, когда я полностью настроюсь на вечную разлуку и смогу ее отпустить. Она всю жизнь старалась делать для меня невозможное, любила очень.

***

Сорок пять дней, между тем, приближались к неминуемому концу. Я приготовил детскую, купил мебель, повесил новые занавески и разукрасил всю нашу квартирку. Оставалось одно - избавиться от дурацкой собаки, которая теперь стала лишней.

Количество угрожающих звонков тестя, вступившего в военный союз с хозяином квартиры прогрессировало.

Мои робкие попытки тайного лоббирования и переубеждения жены спасти собаку, провалились с треском. Жену будто подменили. Она повторяла слова тещи и тестя как зомби. Когда я обещал, что приму все меры для охраны младенца, жена начинала горько плакать. Загрызет ребенка! Загрызет! Она часто плакала в те дни и это разбивало мне сердце. Только намного позже я узнал, что у некоторых женщин после родов наступает депрессия.

Сейчас, после этих слез на другом конце трубки я даже задушить готов был собаку, только чтобы жена не плакала.

Как всегда в поворотный момент, хотя в последнее время все реже - я позвонил маме. Нужна была уверенность, что я все делаю правильно.Индульгенция, если вам угодно.

Мама сразу же заняла позицию родни - собаке в доме с новорожденным не место. В конце-концов не усыплять же мне собаку предстоит. Сдашь обратно в приют,кто-нибудь заберет, может даже и в лучшие руки попадет.Нужно уметь отвечать за свои необдуманные поступки.

После разговора с мамой я стал решительно себя настраивать. В конце-концов ребенок, которого я видел всего два раза в жизни, все равно важнее любой собаки. Во-первых - он человек. Во-вторых - мой сын. Нет. Лучше так - во первых он мой сын, а вот уже во вторых... Боже! Какой же я мизантроп! Собаку люблю больше чем собственного сына и людей вообще? Я решительно ненормален.Странно, что сообщество до сих пор не сообразило выправить именно меня.

Может это волевое решение мой шанс исправиться? Стать человеком, как говориться.

Ну что же. Первый шаг к "нормальности" будет трудным - необходимо избавиться от псины. Причем быстро, как зуб больной вырвать. Собраться и отвезти в чертов приют.

И я быстро вышел на кухню.За окном на крыше пристройки нежилась на солнце Мика. Услышав мои шаги, он вскочила и пулей бросилась к моим ногам. Чтобы по настоящиему соскучиться, ей обычно хватает двух-трех минут разлуки.

Мика вертелась вокруг моих ног и подпрыгивала, безнадежно пытаясь достать мою небритую в честь отсутсвия жены щеку. Хотя она заметно подросла за последние сорок пять дней, допрыгнуть до моего лица было сложно.

Я открыл холодильник, и увидев треть палки докторской колбасы, маленькие кусочки которой иногда доставались Мике, швырнул всю колбасу на пол.

Не веря собственному счастью, Мика стала судорожно ее глотать, иногда удивленно и благоговейно на меня посматривая.

Поразительно, как собаки не могут себя контролировать и растягивать удовольствие. Ведь она с полчаса могла бы наслаждаться докторской, а растерзала все за минуту. Огромными кусками.

Неожиданно у меня мелькнула мысль, что так вот, вместе с непрожеванной колбасой, Мике можно скормить все что угодно. Сколько сразу проблем решиться. Одним махом. И ей не придется возвращаться в узкую клетку приюта.

Я вспомнил приют. Это странное место из двух больших комнат с клетками, похожими на секции автоматической камеры хранения. Собак просто сдали на время. На хранение. Потом за ними придут.