Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

«Я поражен! — сказал мне Церетелли. Говорили мы по-русски, я уже прилично владел этим языком. — Готов поклясться, что вы успели побывать в Пловдиве. Знаете о холме с часами, знаете мост, мечеть Джумая, названия различных церквей… Впрочем, возможно, что вы просто прочли какое-нибудь описание города?»

«Ни то, ни другое, князь! Но мой бай Никола так много мне о нем говорил, что я могу перечислить по именам не только храмы, но и всех пловдивчанок! Правда, сведения несколько устарели, — добавил я. — Тому уж десять-лет, как он бежал из Пловдива».

Сказавши это, я обернулся, пытаясь различить в тумане моего слугу. Я называю его слугой, хотя слово это неточное. Открыв бай Николу среди его соотечественников — толмачей и проводников, я сразу почувствовал, как мало подходит к нему это название. Выражение его лица говорило о том, что он не из тех, кто привык услужать. Вот этот набросок в какой-то мере дает представление о нем…

Миллет показал нам рисунок. Я увидел нос с горбинкой, мохнатые брови, торчащие усы. Вольнолюбие, упорство, даже упрямство были в крупных чертах этого насмешливого лица, в тяжелом подбородке. Но кроме того — воодушевление, мальчишеская горячность, душевный подъем.

— Да, вот это мой бай Никола; я называл его на болгарский лад: бай Никола. Не только потому, что он был значительно старше меня годами, а словечко бай свидетельствует на их языке также и о возрастном различии. Гораздо важнее, что это был человек много повидавший и переживший, чьи злоключения можно сравнить лишь с вашими необыкновенными приключениями, Фрэд, хотя они и совсем в ином роде. Ему не доводилось охотиться в Африке или верхом добираться в Хиву. До того ли было ему!.. Впрочем, я еще к этому вернусь, пока добавлю лишь, что необычный этот человек по доброй воле вызвался служить мне. За плату, разумеется. Я тоже получал жалованье от своей газеты. Но он сразу же объявил, что будет со мною лишь до Пловдива, то есть до той минуты, пока не разыщет там Теменугу, свою невесту.

Пока мы с князем беседовали, туман все больше редел, потом нам навстречу всплыло солнце, и все вокруг ожило. Слева возникла неровная линия пехотных батальонов, посторонившихся, чтобы дать нам дорогу. Справа открылась обрамленная заснеженными ивами темная гладь реки, на которой поблескивали плывущие льдины.

«Стойте! Остановитесь! Стойте!» — послышались возгласы. Штабные офицеры впереди нас мгновенно осадили коней, торопливо уступая кому-то дорогу. И тогда я увидел генерала Гурко — вернее, узнал его по русой, надвое расчесанной бороде и по ему одному свойственной манере сидеть в седле — удивительно прямо, почти с каменной неподвижностью, оттянув стремена далеко вперед. Генерал молчал.

Обычно молчание у него быстро сменялось решительным приказом. Однако на этот раз он явно колебался. О чем-то спросил адъютантов. Один из них кивнул, остальные также закивали. Поднесши к глазам бинокль, генерал стал разглядывать противоположный берег.

Нас отделяло от реки несколько сот ярдов. Кроме того, Марица в этом месте разлилась, огибая островки. Я посмотрел в свой бинокль и в первую минуту не обнаружил ничего подозрительного. Противоположный берег был тоже гладкий и белый, поросший кустарником, и только туман там еще не рассеялся. Но когда я вгляделся внимательней, мне почудилось, что темные заросли, раскиданные на берегу, движутся. «Обман зрения, — сказал я себе. — Из-за того, что движется река». Но затем понял, что между деревьями и в глубине, вдоль железной дороги, идут люди. Они едва различимы, но их целые колонны, и они идут параллельно нам: то был арьергард Сулеймановой армии.

«Видели?» — спросил я князя Алексея.

Он кивнул. Турки явно отступали, хотя и неспешно. Ледяная река охраняла их. Но, возможно, они медлят намеренно? Если у них есть лодки, что отнюдь не исключено, то не держат ли они под угрозой наше продвижение? Мне вдруг стало ясно, отчего так нерешителен всегда отчаянно дерзкий Гурко. Главные его силы находились еще в дымившемся Татар-Пазарджике и даже того дальше, тогда как авангардные части, быть может, уже ведут наступление севернее Пловдива — с той стороны доносился гул орудийной стрельбы. Стоило туркам перерезать дорогу, по которой мы двигались, и тем самым вынудить нас искать обходные пути, как мы окажемся перед скованными льдом рисовыми нолями, отделенными одно от другого высокими плетнями. Это мучительно затруднило бы действия нашей пехоты и кавалерии.