Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

— Ты слишком все усложняешь.

— А ты слишком легко смотришь на вещи. Если хочешь знать, это проблема мирового масштаба. Преступность среди молодежи — явление не так просто объяснимое или, вернее, плохо нами изученное. Если бы она существовала только в капиталистических странах, можно было б сослаться на телевидение, фильмы ужасов, детективы. Но она есть и у нас. Так как же?

Его слова заставили меня задуматься. Но все же осталось ощущение, что он перебарщивает.

— Ну, хорошо! Существует. Но каков процент?

Камен прервал меня с досадой:

— Мы сейчас не будем говорить о процентах. И пусть это тебя не успокаивает. Надеюсь, ты имеешь понятие о нарастающей прогрессии в психике преступника. Начинается все с небольших правонарушений и кончается…

— Разбираюсь… элементарно. Но, может, ты меня просветишь?

— Черт возьми! И десяти минут нельзя с тобой поговорить серьезно.

— Послушай, Камен, я прямо-таки немею в восхищении перед твоей склонностью к обобщениям и решению мировых проблем. Но ты перебарщиваешь. Готов биться об заклад, что этот Боби, пройдя через чистилище суда, станет примерным гражданином и образцовым супругом.

Приятель посмотрел на меня хмуро.

— А ты обладаешь таким профессионально приобретенным недостатком, как, например, преступный оптимизм. Сам-то ты уверен ли в том, что говоришь?

Я не был уверен, но упорно защищал свой тезис.

— Я давно заметил, что профессия накладывает на человека свой отпечаток. Подумай сам. Мы с тобой имеем дело с отщепенцами. Такого рода занятия не могут не вызывать черные мысли. Иметь запас жизненного оптимизма здесь не помешает.

— Хватит парить в небесах абстракций. Давай спустимся на землю, поговорим о конкретных делах. Итак, что ты собираешься делать с Боби?

— А ты что предлагаешь? Послать его на Черноморское побережье, чтобы отдохнул после нервного потрясения?

— Хватит шутить. Можешь ты отпустить его на поруки?

— О, наконец-то совершенно конкретный вопрос. А почему я должен его отпустить? Что, у него малые детки? Мне кажется, чем больше у него будет времени поразмышлять в одиночестве, тем для него будет лучше. И я не понимаю, почему ты настаиваешь на его освобождении?

Действительно, почему я настаивал? Может, мной руководило тщеславное желание сообщить Эми, что я добился его освобождения, и увидеть в ее глазах немой восторг, или что-нибудь еще… Во всяком случае, я настаивал.

— Ты знаешь мою теорию, что преступник, убежденный в несправедливости, опаснее ненаказанного преступника.

— О наказании пока не было речи. А предварительное заключение ему зачтется.

— Ты сам признаешь, что тебе здесь не все ясно. Так будем внимательны.

— И как же ты себе представляешь эту внимательность?

— Имей в виду, этот юнец оказал сопротивление милиции при задержании. Это усугубляет его вину.

Наш затянувшийся спор шел по сложной спирали. Выдвигалось много «за» и «против». Наконец мне удалось убедить Камена, так мне показалось. Он обещал доложить прокурору. Я знал, что этого достаточно.

Дома, не успел я закрыть за собой дверь, зазвонил телефон. Жена педантично отметила:

— Четвертый раз.

Прежде чем снять трубку, я сказал ей:

— Я тебе все объясню. Случай очень интересный.

В эту минуту у меня в голове мелькнула мысль — как часто чужие неприятности превращаются для нас в интересные или скучные случаи. На проводе была Эми. Она чуть не вскрикнула от радости, когда я сообщил ей, что Боби освободят под залог. Я отметил про себя, что разговариваю с ней таким небрежным и самоуверенным тоном, словно достаточно мне шевельнуть мизинцем, чтобы достичь всего, чего захочу. Из телефонной трубки на меня хлынул теплый поток благодарности, и я утопал в нем, жмурясь от удовольствия.

— А что это за залог? — спросила Эми, когда поток иссяк. — Я должна за него поручиться или кто-нибудь другой?

Я восхитился ее самоотверженностью.

— Нет. Просто надо внести некоторую сумму, ее определит прокурор. Думаю, не больше ста левов.

— Сто левов? — В теплом потоке появилась холодная, тревожная струя.

— Да. Не больше. А что?

— Нет, ничего. Я достану.

Еще несколько слов благодарности, и она повесила трубку.

Утро было солнечным и свежим. Мягкое дыхание ранней осени наполняло воздух. С деревьев слетали пожелтевшие листья и, совсем как на старых картинах, исполненных романтизма и грусти, падали на тротуар.

У трамвайной остановки меня догнал отец Эми. Мне показалось, что я узнал бы его, даже если б он не представился. Он был немногим старше меня, высокий, крупный и неожиданно стеснительный. Ему бы поговорить со мной, но если я спешу… Очень нужно поговорить, для того он и шел ко мне, а увидя, поспешил догнать…