Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

— Это от меня на похороны.

Все было продумано до мелочи. Имена поминальных гостей, хоть и не записаны на бумаге, названы были не раз.

— И накрой домовину тем светлым одеялом, что еще Текла соткала. Земля не так громко будет стучать о крышку.

По меньшей мере раз в месяц — обычно это происходило в воскресенье — бабка Амалия перебирала сундук.

— Дарта, поди сюда, послушай.

— Тетушка, я уже все знаю.

Но подходила — в комментариях бабки Амалии подчас намечались отклонения. И не всегда в пользу Дарты. Бывало, старушка возьмет да вспомнит какого-нибудь родственника в седьмом колене и пожелает ему тоже что-нибудь оставить.

— Если на похороны приедет из Риги Берта, дай ей две золотые монетки.

— Прошлый раз вы сказали — одну.

— Так тебе же еще эти останутся.

— Она о вас и думать забыла.

— Я же говорю — дай только в том случае, если приедет на похороны.

Судьба царских золотых рублей была решена. Правда, всего лишь до следующего перетряхивания скрыни.

— А тут деньги на похороны.

— Сколько у вас, тетушка, всего этих денег? Чтобы потом не пропали куда-нибудь?

— Я давно не считала.

Эту тайну Дарте так и не удалось выведать. В денежных вопросах Амалия была крайне осторожна. Хозяйка «Приедес», конечно, пересчитала бы сбережения сама. Но ключ сундука висел у бабки Амалии на шее, точно медальон. Не резать же, в самом деле, крепко скрученную льняную нить. А развязаться сама по себе она не могла. Таким поступком заронишь только недоверие. И бабка, глядишь, отпишет оставшиеся золотники родственнице седьмого колена. Можно бы, конечно, не послушаться и после похорон взять все себе. Но по вопросам наследования в Заливе господствовали строгие законы. Спокон веку никто не писал никаких завещаний, и обходилось без недоразумений. Словесные волеизъявления соблюдали даже те, кто во всем остальном не отличался щепетильностью. Кому, что и сколько полагается, знали не только в одном доме. Соседям давно было известно, что швейная машинка, шуба, одеяла, часы и другое добро останется Дарте. Знали они и про золотые монетки. При встречах хозяйка «Приедес» не забывала проинформировать соседок:

— Тетушка сама еще не решила, сколько сунет той рижанке.

Все они сходились на том, что неопределенность сильно осложняет жизнь. Поди докажи потом Берте, что тетушка сказала так, а не иначе.

Время от времени Амалия проверяла свое приданое одна. Тогда же и пересчитывала деньги. Дверь обычно загораживала скамеечкой. Приспособление это сдерживало напор входящего, и она тем временем успевала спрятать капитал. Как бы извиняясь, Амалия в таких случаях бормотала:

— Глянь, скамеечку забыла поставить на место.

Дарта о смерти не думала, но тоже иногда перебирала шкаф и комод. Развязывала голубой бант Рудите и выкладывала на стол рядом с Почетными грамотами и благодарностями ордена. Вспоминала, где, когда и кто вручил. Раскрывала тетрадь в клеточку, где были записаны надои и проценты жирности. Там же можно было прочесть про месячные заработки и узнать суммы премиальных. Догадайся кто-нибудь в колхозе устроить музей или скромный уголок трудовой славы, тетрадь стала бы историческим документом, а имя Дарты Одс обрело бы совсем другое звучание. Но до этого в Озолгале никто не додумался. И как знать, может, когда Дарта переедет к дочери, тетрадь останется в «Приедес» и она в конце концов потеряется? Но пока Дарта хранила и поздравления пионеров, и вырезки из районной газеты. И заметку, в которой сообщалось, что на заседании бюро райкома приняли в члены коммунистической партии знатную доярку Дарту Одс.

В последнее время она редко ходила на собрания. Секретарь ей не пенял. Нынче с этим обстояло попроще. Достаточно было вступительных слов: не явилось столько-то, по болезни — столько-то. К пенсионерам, известное дело, всякая хворь лепится. Как заставить больного человека шлепать километры по осенней грязи или в метель!

Так они коротали свой век. Во вражду раздражение не перерастало, но от дружбы отдалило давно. Скуку разгоняла домашняя работа. Дарта по-прежнему не могла отвыкнуть от заработков ударницы и пыталась компенсировать недостаток за счет приусадебного хозяйства. Держала двух свиноматок, торговала поросятами. Две свиньи и подсвинок жрали, не зная меры. Забот хватало. Картошка, свекла, сено, концентрированные корма, много еще чего нужно было свиньям, корове, овцам. Да и куры требовали пищи.

Бабке Амалии принадлежали две курицы. Она старательно копила яйца на продажу. К небольшой пенсии несушки потихоньку подкидывали рубль за рублем. Дарта на такое сепаратное хозяйствование смотрела косо. Чтобы высказать свое неодобрение, как бы вскользь роняла: