Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

— Светлое будущее латышского крестьянства — колхозы.

Сказав это, оратор замолк, поверженный в изумление откровенной ответной реакцией: не сводя с него цепкого взгляда, Клусум медленно качал головой. Вправо, влево. Как маятник. Казалось, это он пришел убеждать представителя власти, а не наоборот.

— Только объединившись, вы станете силой.

Снова тот же выразительный жест.

После собрания уполномоченный засунул пальцы за широкий ремень гимнастерки и потребовал у местных властей ответа:

— Кто этот классовый враг?

— Гол и нищ, как церковная крыса. Биография — что стеклышко.

— Он мне всю волость настроит против колхозов. Его место среди белых медведей.

Прошло довольно много времени, прежде чем выяснилось, в чем дело. Местные привыкли к странности Микелиса, не замечали ее. Зато человек незнакомый мог очутиться в пренеприятнейшем положении. Над физическими недостатками не принято смеяться, но по их вине частенько происходят казусы, которые остаются в памяти навечно. Должно быть, у Микелиса время от времени выходил из строя какой-то нерв, не исполнял того, что было предписано ему природой. И тогда Микелис начинал трясти головой, как бы выражая крайнее несогласие, причем глаза его смотрели пристально до неловкости. В тот роковой день представитель центра поначалу почувствовал смущение, но потом его охватил гнев.

Как позабыть о таком происшествии?

Несмотря на недоразумение, Клусум сделался горячим сторонником коллективного пути. Ходил агитировать других. Его, правда, не ахти как слушали, активность толковали по-своему:

— Кому терять нечего, тот может записываться в колхоз.

Но потом те же ворчуны сами выбрали его в правление «Колоса». Расчет был прост: понадобится ходить по делам да разговаривать, будет, по меньшей мере, человек, который горазд этим заниматься. Все ведь не могут речи толковать. Кто-то должен и работать. Меж тем Микелису тоже нужно было пахать и косить.

Но, научившись кстати и некстати с выражением изрекать: «Мы пахари», Микелис стал от плуга воротить нос. В деревне быстро смекают, где дело, где пустозвонство.

— Кто в своем собственном хозяйстве не умел управляться, тот и в колхозе не станет надрываться.

Дело дошло до того, что Клусум и вовсе расхотел ворочать вилами. И сам ничего не получал, и колхозу не давал. Плетение словес в Заливе не почитали за труд.

Так худо-бедно он и колупался — ни хаяный, ни хваленый. Вреда никому не причинял, кусок хлеба из рук не вырывал. Как бился в «Бетынях» до колхозов, так продолжал и при них.

В своей жизни Клусум успел сменить двух жен. Вернее сказать, жены сменили его. Рена еще молодкой спохватилась, что вышла не за того. Не дожидаясь, когда увянет, бросила Микелиса, перебралась в другой конец волости и умудрилась снова выйти замуж. Клусум порядочное время обходился один, но, войдя в зрелый возраст, отыскал вдовицу, которая привезла в «Бетыни» роскошный, кованный железом сундук для приданого и корову. Заботиться о потомстве Микелису не понадобилось: у Илзы уже подрастала дочка. Однако не задержалась у него и вторая жена. Укатила восвояси, забрав сундук и корову. Расстались они по-деловому, как хорошие друзья. Третью жену Микелис искать не стал. В Заливе об этом судачили и так и сяк.

Клусум был немногословен.

— Поди угадай каждый раз, что женщине нужно. Для нас, пахарей, главное — земля.

И уходил. Конечно, не пахать, а проверять в Нельтюпите мережи. Что ни говори, но в этом деле Микелис знал толк. Ни у кого ведь не было времени торчать с удилищем на берегу, а полакомиться свежей рыбкой хотел каждый. Так повелось, что Клусум долгие годы снабжал знакомых и по праздникам, и в будни. Из омутцев и колдобин под берегом Нельтюпите выманивал малую и большую рыбку. Радовался уловам и зарабатывал на карманные расходы.

В тех случаях, когда надо было гнуть спину всем вместе в поле, а поблизости оказывалась какая-нибудь лужа, Микелис вскоре исчезал:

— Пойду-ка пролезу к водичке.

Улетучиваться он умел при самых разных обстоятельствах. Изречение: «Пойду-ка пролезу…» — запало в память. Поди дознайся теперь, кто первый пустил в ход меткое прозвище, но оно тотчас было подхвачено. Сам Микелис к переименованию отнесся безболезненно. Гуляя по речным берегам, он научился воспринимать жизнь во всех ее превратностях, так сказать, в свете философских категорий, а также и направлять нежелательные разговоры по нужному ему руслу. Без колкостей и споров. Этот навык он перенял от цыган, которые время от времени наведывались в Озолгале. Одна встреча была особенно памятной. Клусум ехал на своей лошадке в центр. В дороге его обступили цыганки. Молодые и старые. Одна вцепилась в него и давай со всей страстью упрашивать.