— Да, да, это верно, — устало улыбнулся профессор. — И все-таки, каков смысл?
— Столь упрямое стремление дать на все ответ может уже показаться наивным. — Вендел совсем терял терпение.
— Еще бы, — усмехнулся Яро. — Нет более наивных вопросов, чем вечные вопросы бытия. Но эти-то вопросы есть и самые неразрешимые.
— Я прошу меня извинить, господин профессор. Мне пора идти. — Молодой человек поднялся. Лотос, наверно, уже четверть часа проклинает его последними словами. А она умеет это делать не хуже грузчика. Все идет к тому, что она еще, чего доброго, одна потратит двадцать форинтов.
— Ради бога, — не замедлил с ответом Яро, — это было бы самым логичным вашим решением.
— А вы чего от меня ожидали? — Вендел снова опустился в кресло. — Я случайно не рассердил вас, господин профессор?
— Да нет, я только пытаюсь понять, что происходит вокруг меня…
— Как «что»? Разве мало? Войны, массовые истребления, система общественная изменилась…
— Друг мой, — с грустью взглянул на своего студента Яро. — Вы называете сами явления, тогда как я пытаюсь понять силы, их вызвавшие.
— Ну что ж, — сказал юноша, решив отбросить приличествующий пиетет. — Туманными рассуждениями тут не поможешь! Все сущее отживает свой век. Отцветает рано или поздно. И что уже изжило себя, то невозможно спасти.
— Но что же хотите от жизни вы? В оставшиеся вам, я надеюсь, каких-нибудь пятьдесят лет. Чего другого вы ждете? Вот что мне интересно…
— Я? — Вендел прошелся по комнате, глянул, как за окном медленно опускаются снежинки. — Я в этом мире все разберу на части, а когда постигну устройство, вновь соберу.
— А уверены ли, что соберете?
— Не позволю другим решать за меня, что мне видеть и как называть. Не потерплю, чтобы чистый свет разума разбавляли мутными чувствами. Да и что же это за мораль, если она ограничивает сферу любви? Что за любовь, которой мы оделяем лишь близких и лишь по обязанности? Которая только разъединяет, а не роднит, — совсем разгорячился Вендел.
— Но ведь должен быть… некто, — забормотал Яро. Он приподнялся (и Вендел сумел ощутить свое превосходство в росте), потянулся к окну. — Некое существо, которое изначально… сопровождает нас до конца на нашем пути.
— На пути? Есть ведь много путей. И нет такого попутчика, который бы согласился пройти с нами всю дорогу. Путь следует выбирать самому, и выбирать тот путь, который сулит нам меньше терзаний. Все в этом мире, даже объятия, чем более замкнуто, тем более нас угнетает и препятствует познанию нового!
— Познанию нового?
— Логика. Логика отомрет. После этих войн она уже не действует с прежней силой.
— Это неверно, — ответил профессор. — Подумайте лучше. Вспомните о гигантском росте народонаселения. Логика сама по себе вызывает нападки, и это заставляет ее обороняться.
— Есть и еще одна истина. — Вендел смущенно отвернулся. — Биологического характера. Она касается только того, ради чего тело может прийти в движение, и действует до тех пор, пока сохраняется импульс. В этом нет никакой лжи. Свобода и в то же время союз, позже, может быть, круг общих интересов, увлечений…
— А если у одного из любящих чувство остынет раньше, чем у другого? Что станет с вашей «свободой», не перерастет ли она в террор? Попробуйте-ка заставьте другого приспособиться к вам.
— Эта теория, — промямлил юноша, — предполагает единомыслие… то есть…
— Вот-вот, — кивнул профессор, — а что стоит за этим «то есть», я и сам не могу понять.
— Вам недолго осталось жить, — неожиданно вырвалось у студента, — так есть ли хоть один тезис, всего один, который после вас никто не смог бы поставить под сомнение?
— Нет, — покачал головой старик. — Ни одного. Ну, а вы? Надеетесь на то, что у вас он будет?
— Именно так. Только не надо сердиться.
Между тем брюки Вендела, неосторожно прислоненные к батарее, запахли. Воздух стал совсем невыносим.
— Ну, дай вам бог успеха. Знаете… — Яро, снова расположившись в кресле, легким прикосновением пальцев очертил привычный контур бороды. — Знаете, мы со своих позиций видим дальше, но не так ясно. Вы, молодые, конечно, видите яснее, но только то, что перед вами. Однако благодарите бога и за это.
— Все имеет свое начало и свой конец.
Профессор с интересом, но недоверчиво посмотрел на него.
— Да, господин профессор, и в этих пределах необходимо совершенствоваться. Покуда возможно. Человечество, которое занято не саморазрушением, а…
Читать дальше