Анна Йокаи - Что с вами, дорогая Киш?

Случай с Никодемусом Карайитисом заслушивался 3 мая в двенадцать часов дня. В закрытом кругу зачитали письмо Изабеллы Шейем, в котором она писала, что не чувствует себя оскорбленной и в решении вопроса целиком полагается на педагогический такт преподавательского состава.

Никодемус Карайитис уже не посещал школу. Ему запретили это тогда же, первого апреля.

— Я исключение предпочитаю мучению… — заявил он, узнав о решении.

Он и теперь не выказывал ни раскаяния, ни особого цинизма, на вопросы отвечал вежливо и охотно, но вот только, когда Нико спрашивали о мотивах его поступка, на него вдруг нападала глухота.

Директор был не в духе; вдобавок к этой неприятности кто-то пожаловался на него в городской совет за то, что он будто бы присваивает забракованные наглядные пособия биологического кабинета.

— Ну, вывез я три или четыре голубиных чучела на свой участок, — говорил он Зюм-Зюму, — но с разрешения! Они уже много лет назад были списаны, эти три-четыре пегих голубя, а я посадил их в траве… Оттуда только головки выглядывают… и вот из-за такого пустяка хотят меня скомпрометировать!

— Да, ужасно, — сказал Зюм-Зюм и подумал о том, что, может, и стоит наказывать человека, который способен осквернить чучелами неповторимую красоту природы.

Наказание за грубое нарушение дисциплины было принято единогласно: исключение из школы с лишением права посещать какое бы то ни было учебное заведение; Зюм-Зюм голосовал за это первым, хотя это решение и казалось ему несколько забавным. Нико оно только обрадует: через год-два он подаст заявление, окончит вечернюю школу.

— Надо же было такому случиться! — Хаттанти никак не мог успокоиться. — В таком солидном учебном заведении. Ну, погодите же, только пикните теперь у меня…

Сообщить решение виновному вызвался Зюм-Зюм.

— Оно должно быть еще утверждено, — говорил он Нико в плохо освещенной приемной. — Но ведь ты и не ждал другого?

— Нет, не ждал, — сказал Нико спокойно.

— Хочешь, я скажу твоему отцу? — Сквозь маленькое окошко Зюм-Зюм видел отца Нико, дожидающегося в коридоре. Тот все покачивал головой и плакал.

— Нет, — сказал Нико. — Он еще, чего доброго, прощения начнет просить. Такой бесхарактерный.

— Ты и меня ненавидишь?

— Нет, — ответил Нико, — но я вас не люблю. Того, кто причастен ко всему этому, каким бы он хорошим ни был, просто нельзя любить.

— Ты не прав, — проговорил Зюм-Зюм. — Как раз это и есть самое трудное — попытаться понять другого человека…

— Нет! — повторил Никодемус Карайитис. — Мне нужно идти. Я спешу на тренировку.

— И все-таки… — Зюм-Зюм остановил его, — знаешь, я долго думал над этой историей… Почему? Почему именно с Изабеллой Шейем?.. Так поступить с женщиной!.. Да еще с той, которая тебе делала поблажки. Ты это из трусости? Если бы ты такое выкинул с Хаттанти, о котором мы все знаем… ну, каждый знает… Словом, случись это с Хаттанти, я бы скорее мог понять.

Никодемус Карайитис улыбнулся.

— Господин учитель, — сказал он с сожалением, — я на сильных людей не сержусь. Но тот, кто прячется за клочком бумаги и оттуда грозит… нет ничего противнее, чем бумажная власть.

Он попрощался и вышел. Отец засеменил за ним, театрально воздевая руки вверх, то ругая, то умоляя сына. Нико же время от времени поглаживал его в утешение по лопаткам.

— Скажите, будьте добры, это правда? — спросила Зюм-Зюма возле лестницы тетушка Варга, самая старшая, страдающая ревматизмом уборщица школы. Зюм-Зюм остановился. Тетушка Варга каждое утро приносила ему шкварки на завтрак из углового колбасного магазина. — Господин учитель, правда это? Выгнали? Того высокого кучерявого мальчика? Их класс на третьем этаже учится…

— Правда, правда, тетя Варга… теперь поутихнет все на время.

— Да как же так, господин учитель?! — Тетушка Варга всплеснула руками. — Такого славного чернявого паренька! А ведь он каждый день по собственному почину сносил вместо меня мусор со всех этажей.

Перевод Л. Васильевой.

© Издательство «Художественная литература», 1980.

Они оба носили бороды. Но седая бороденка профессора, острым клином свисавшая с подбородка, совсем не походила на густую шатеновую поросль, обложившую со всех сторон даже уши его молодого собеседника.

Юноша только что получил отличную оценку. Он в самом деле был неплохо подготовлен, уверенно нанизывал фразы одна на другую и на любой самый каверзный вопрос дотошного экзаменатора с легкостью давал исчерпывающий ответ.