Мун Ли - Наш испорченный герой. Встреча с братом

— Слушай, — сказал он вдруг, — а ты пьёшь точно как отец. Он никогда не морщился — как будто пил простую воду. И смеёшься ты точно так, как он. А ведь это от природы — не мог же ты запомнить все его жесты в детстве, ты ведь был ещё очень мал.

— Ну, как он смеялся, я чуть-чуть помню, — ответил я. — Помню такие взрывы смеха, которые доносились из его кабинета, когда приходили друзья. Значит, мой смех похож…

Когда отец бежал на Север, мне было всего семь лет. Но смех его я запомнил, видимо, гораздо раньше. Весь год перед началом войны ему приходилось прятаться, опасаясь ареста, — и ему, конечно, было не до смеха. И тем более не до веселья стало, когда началась гражданская война. Да, я действительно был слишком мал, чтобы запомнить, как он смеётся, остались только смутные воспоминания раннего детства, когда он встречался у нас дома со своими приятелями.

Общие воспоминания об отце совсем сблизили нас, и теперь я не мог отпустить брата, не извинившись за своё поведение в номере гостиницы. Я попытался объясниться:

— Ты извини, я утром начал говорить что-то совсем не то. На самом деле я и не думал хвастать своим богатством. Просто хотел дать тебе понять, что обо мне не надо беспокоиться, что у меня теперь всё хорошо. Хотя, когда отец бежал на Север, нам и вправду пришлось солоно… Но ты не думай обо мне плохо — на Юге ещё не все свихнулись на деньгах.

Я, конечно, не столько извинялся, сколько пытался оправдать себя в своих же глазах, но всё-таки в моих словах была и правда. Я всю жизнь думал о том, каково там им, моим братьям и сёстрам на Севере, и потому предполагал, что они так же беспокоятся и о нас.

А если быть совсем честным, то я не был тем невинным барашком, каким хотел предстать в глазах брата. Я нарушал закон. Правда, я был, скорее, пассивным участником злоупотреблений, который шёл на поводу у собственной жены. Но всё же не было почти ни одной финансовой аферы — из числа тех, о которых стали писать газеты в последние год-два, когда правительство Ким Ён Сама занялось чисткой авгиевых конюшен, — в которой я бы не поучаствовал. Жена купила квартиру, в которой мы теперь живём, на имя своей овдовевшей сестры, чтобы избежать налогов на недвижимость. И дачу (уж если говорить правду — виллу) на Восточном побережье она построила, купив лет десять назад у фермеров за бесценок кусок земли на берегу заброшенной бухты. А земля в родном городе (на деле — ни много ни мало — три тысячи пхенов [21] Корейская мера площади, равная 3,3 кв. м. ) была не только куплена на чужое имя, но ещё и при помощи полученного жульническим путём кредита. Причём такие кредиты я брал уже не впервые. У меня был приятель, глава отделения банка, и он много раз выдавал мне эти кредиты, хотя отлично знал, что деньги пойдут совсем не на то, о чём я писал в заявлениях. Вот так я и стал миллионером. И никогда бы я им не стал, если бы просто откладывал деньги из своей зарплаты, а потом пускал их в оборот законными путями.

Брат легко принял мои извинения:

— Да ладно, забудь об этом. Мне не следовало на тебя злиться. На самом деле я рад, что у тебя всё в порядке.

Он замолчал надолго, о чём-то размышляя, а потом потянулся за своей сумкой и достал оттуда шёлковый футляр размером с мой ежедневник. Лицо у него было торжественное, он, видимо, хотел доказать мне свою братскую любовь. Господин Ким, завидев футляр, сразу напрягся.

— Ну зачем вы взяли с собой это! — воскликнул он.

— Отец приказал отдать ему, — показал брат на меня.

Он открыл футляр и вынул оттуда ослепительно блестевшую медаль. Судя по тому, с каким благоговением он её доставал, это была очень важная награда, хотя я, кроме блеска, ничего особенного в ней не видел. Мне вспомнилось, как в Берлине, где я был в 89-м во время падения стены, продавали гэдээровские ордена и медали. Я тогда купил одну медаль — очень похожую на эту.

— Это национальная медаль «За заслуги перед Отечеством» первой степени, — торжественно сказал брат, глядя мне прямо в глаза. — И это высочайшее признание заслуг отца перед партией и правительством за время его долгой службы. Он десять лет трудился на строительстве ирригационных сооружений «Поля в три тысячи ли» во время борьбы за модернизацию сельского хозяйства в шестидесятых годах. Великий вождь лично вручил эту награду отцу!

Я был тронут. Теперь я уже не думал, кто важнее — преподаватель или инженер по ирригации. Или о том, как трудно было отцу менять специальность в сорок с лишним лет. Меня растрогала сама мысль о том, что отец решил завещать самую дорогую для него награду нам — его семье на Юге. И, кажется, я понимал, что он хотел сказать этим жестом. Посылая нам медаль, он хотел хоть немного утешить нас за все те несчастья, которые принёс нам его побег к коммунистам.