Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце

Мне припомнились слова Девы Марии Архангелу Гавриилу, принесшему ей Благую весть о непорочном зачатии: она носит Сына Божьего. Один лишь вопрос задала Пречистая в полном смятении, безропотно приняв свое предназначение. Рекла тогда Гавриилу: «Я Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» [55] Лк. 1:38. .

Устыдившись своей сентиментальности, я вымученно усмехнулся: хотелось разрядить печаль шуткой. На столе увидел фотографию молодого круглолицего парня, смущенно улыбавшегося.

— Какой красавец. Кто это? — бодро спросил я.

— Жерар. Мой покойный брат.

— А что с ним случилось?

— Погиб под Верденом. Ему было девятнадцать.

— Простите.

Полетта улыбнулась:

— Ничего. Это было давно. Пол-Франции там тогда полегло.

Я глубоко вздохнул:

— Спасибо, что показали фото.

— Вам спасибо, что захотели посмотреть. Все еще хотите повидаться с нашей Селин?

Помедлив, я ответил:

— Да. Хорошо бы.

— Она ведь тоже…

— Я понимаю.

— Как ее мама…

— Знаю.

Мы прошли по коридору назад в холл.

Селин я искал недолго. Полетта разрешила взять машину, и я быстро добрался до порта. В одном из кафе наткнулся на Селин в косыночке и со шваброй — она мыла пол. И, сунув швабру в ведро, расцеловала меня в обе щеки.

— Кофе хочешь?

— С удовольствием. Спасибо.

Машина, покряхтев, с шипением дважды выпустила кофейную струю. Селин принесла стаканчики на столик, уселась напротив.

— Больше я на остров не вернусь, — сказал я. — Зашел попрощаться.

— Сделал уже всю свою работу?

— Да.

Мне вспомнилась наша первая встреча, когда Селин пришла ловить ежей. Я невольно улыбнулся.

— С тобой было очень приятно… отдыхать, — сказал я.

— Я люблю знакомиться с новыми людьми.

Я накрыл ладонью ее сомкнутые руки.

— С тобой очень интересно.

— Все так говорят.

— Селин, ты когда-нибудь видела своего отца?

— Нет. Он приехал на остров откуда-то издалека. И пробыл здесь недолго.

— А что мама?

— Мама живет в Америке.

— В Америке, ну конечно. А как же ты?

— А я живу здесь, с чайками.

— И со своей бабушкой, с Франсуазой.

— Ну, конечно. И буду с ней до самой ее смерти.

— У меня для тебя подарок. — Я сунул руку в карман пиджака. — Они принадлежали моей матери. Она умерла десять лет назад. И мне очень хотелось кому-то их отдать.

Селин протянула раскрытую ладошку, я положил на нее серьги: две жемчужины в тоненьких золотых кольцах. Довольно легкомысленные сережки для женщины в возрасте, но для Селин чересчур «взрослые».

— Спасибо, Роберт.

— У тебя проколоты уши?

— Конечно. Сама проколола, еще в детстве.

— Не слишком они для тебя старомодные?

— Нет-нет, что ты. Сразу и надену. Вот. Ну как?

— Потрясающе. Думаю, моя мама их вообще не носила.

— Я похожа на аристократку?

— Еще как похожа. Сама мадам Помпадур.

— Это твоя знакомая?

— В общем, да. Но не очень близкая.

Глядя на ее молодое лицо, на рассеянно-сосредоточенные глаза, на темные с каштановым блеском волосы, я чувствовал, как меня наполняет нежность. Раздражающе терпкое влечение исчезло, совсем. Наверное, если бы у меня была дочь, вообще был бы ребенок, я испытывал бы те же чувства. Так оно и должно быть, желание замещается добротой, это совсем другое тепло, это не испепеляющее пламя, которое годами полыхало всуе. Оказывается, я способен на нормальные, не экстремальные чувства. Это придавало уверенности, даже подумалось, что я не так уж фатально отгорожен от мира. Что все-таки могу понимать других. Вот и Селин, при всей ее особости и существовании в непонятной мне реальности, умеет находить общий язык с остальными.

Мы прошлись по дороге до моря, она держала меня за руку. Потом вернулись в кафе, я крепко ее обнял, прижал к себе. Селин поцеловала меня и что-то прошептала на ухо — что, я не разобрал. Потом я быстро подошел к машине. Нажал на газ, машина тронулась, оборачиваться я не стал.

Больше у Перейры не оставалось оправданий для секретов. Пришел час предъявить мне обещанное, каким бы оно ни было. Атмосфера в библиотеке была напряженной. Да и грустной, потому что наше общение и мне, и ему было приятно, каждому на свой лад.

Я подошел к огромным, от пола до потолка, французским окнам и глянул в темноту. Чтобы как-то снять напряжение, сказал:

— Весна на подходе. Сегодня утром было очень солнечно.

— Да. Весна, весна, пора надежд. А вы что скажете? Помогли вам эти несколько отлучек на остров? Эти наши с вами беседы хоть немного смягчили вашу боль и отчаянье? Из-за Луизы. Из-за книги…