Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце

Ни единой строчки о болотах в Анцио, об артобстрелах, о ночном десантировании, о щелевых окопах. Ничего про «вади», про расформирование первой роты. Ни слова о Лили Гринслейд, о старшине Старке. Ничегошеньки про Неаполь, про Поццуоли. И про Луизу Нери.

В марсельском аэропорту человек из конторы «Прокат автомобилей» разговаривал со мной по-английски:

— Добрый день, сэр. Как ваши дела? Вам как обычно «пежо»?

— Oui, merci. Très bien.. La bleue?

— Да-да, синяя машина свободна. Как раз только что ее помыл. Прибыли на работу или в отпуск?

— Toujours travail. Mais la dernière fois [51] На работу, как всегда. Но это в последний раз (фр.). .

— В последний? Как жаль!

— C’est la vie [52] Такова жизнь (фр.). .

— Машина на месте. Шестьдесят пятый номер. Спасибо, сэр.

— Merci à vous [53] Вам спасибо (фр.) .

Раскалившийся от быстрой езды «пежо» я оставил на пологом спуске у подножья полуострова и нашел у причала в бухте водное такси. И уже через два часа поднялся по лесенке в свою комнату, принял ванну, распаковал чемодан и приготовился к встрече с хозяином, к финальному акту пьесы. Было шесть часов, хотелось выпить. Я спустился в библиотеку, попросил Полетту принести мне джину с тоником, покрепче, и стал ждать.

Перейра явился через несколько минут. В льняном пиджаке, накинутом поверх голубой рубашки, при алом галстуке. Даже с блестящей лысиной и набрякшими веками он смотрелся совсем неплохо.

Я волновался, как школьник на вступительном экзамене.

— Роберт, простите, что заставил ждать. Как доехали?

— Спасибо, хорошо. Получил ваше письмо. Хотелось бы узнать, что у вас еще имеется. Про моего отца. — Я начал с места в карьер, чтобы мне снова не навязали медлительную, въедливую беседу.

— Выложу вам все, ничего не утаю. Но, возможно, вам легче будет прочесть то, что я знал о вашем отце?

— Прочесть? И где же?

— В моих дневниках. Обсудим это после ужина?

Желание подстегнуть Перейру уже прошло. По улыбке старика я понял, что он это почувствовал.

— Что поделывали, пока мы не виделись? — спросил Перейра.

— Работал. Ездил повидаться со старым другом. На французский лыжный курорт.

— Что за друг?

— Луиза Нери.

— Вы же столько лет не виделись… Как прошла встреча?

— В нескольких словах об этом не расскажешь. Если будет настроение, как-нибудь потом.

— Touché! [54] Зд.: Один: ноль (фр.).

— Но кое о чем доложить готов. Я решил купить проданный мной когда-то дом. У меня кое-что отложено, плюс возьму кредит. Как-нибудь выкручусь.

— Хотите купить свое детство?

— Да. Вырвать его из разбойничьих лап времени.

Перейра снова улыбнулся:

— По-моему, отличная идея. Я многим посоветовал бы сделать то же самое. Почувствуете, что вернулись домой. Я бы и сам с удовольствием последовал вашему примеру, но мне уже нет смысла… Наш сад в предместье Отёй.

— Вряд ли я сам там поселюсь. Слишком он большой. Но попробую найти дому применение.

— Главное, он будет ваш.

— Знаете, произошла одна очень странная штука. Я, как домой в Лондон приехал, полез в письменный стол, просмотреть свои финансовые документы, осилю ли покупку дома. Машинально стал пролистывать старые дневники. Это несколько тетрадок, и одна из них, где про итальянский период, сорок четвертый год, оказалась пуста.

— Может, это военная цензура что-то убрала?

— Дневники я никогда им не предъявлял. Просто отсылал по почте домой. Никто не думал, что солдаты могут вести дневники. И что интересно: остальные тетрадки целы, ничего не выдрано и не вымарано тушью. Я же не называл имен и координат. Просто описывал свои чувства и впечатления. Если возникали какие-то сомнения, использовал вместо фамилий прозвища.

— А остальные полностью исписаны?

— Ну да, они в том виде, в каком я их отсылал. Я точно помню.

— А вы точно что-то записывали в свою итальянскую тетрадь? Возможно, там вам было не до дневника. Это был период серьезных испытаний и переживаний.

— Период был, конечно. Тем не менее я время от времени что-то все же записывал. Хорошо помню вечер того дня, когда не удалось встретиться с Луизой. Я сидел в своей комнатке на верхнем этаже и писал о своих к ней чувствах. И о Риме, когда ночевал в офицерском клубе. Там я задним, так сказать, числом описывал бои под Анцио.

— Описывали, а записей нет?

— Ни одной, только чистые страницы.

— Может, записывали все это в какой-то другой тетради?

— Это маловероятно. Или… или я что-то запамятовал. Может, действительно ничего не писал. Или кто-то пришел и стер записи. Или мою тетрадку забрал, а на ее место положил другую, пустую.