Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— Кто-нибудь может это подтвердить?

Только я собрался признать, что находился дома один и алиби на момент убийства Мишки у меня нет, как откуда-то сверху раздался знакомый голос.

— Ну, я, например, могу засвидетельствовать, что гражданин Никитин В. И. обретался весь день дома, а в печально упомянутые одиннадцать утра пил водку с чертом, находясь вдали от остывающего тела Кривулина на расстоянии 16 километров, 823 метров.

Я поднял голову по направлению звука и обнаружил зверушек сидящих на шкафу по левую руку от следователя. Черт и крыса расположились посередине, свесив ножки на дверцу, а гриф с важным видом стоял чуть поодаль. Одеты они были будто на парад, Варфаламей в черном фраке, белой манишке с цилиндром на голове, но в кедах, в руке он держал початую бутылку шампанского. Миниатюрная Дунька вырядилась в салатового цвета бальное платье с оборками, стиля 50-х годов прошлого века, в тон перчатки по локоть, шляпка с вуалью и туфли. Муха изумрудом сияла на груди. Несколько альтернативно выглядел гриф, на нем красовались алые футбольные трусы со значком Спартака, ноги были обуты в лакированные желтые полуботинки с тремя прорезями под когти, шея повязана зеленым бантом, на голове тирольская шляпа с длинным загнутым вороненым пером. Я еле сдержался, чтобы не захохотать.

Бессонов тоже обернулся на звук, долго смотрел, не отрываясь, в сторону шкафа, затем вернулся в исходное положение, осторожно, я бы сказал, предельно аккуратно привстал со стула, медленно лег всем телом на стол, приблизив лицо ко мне, почти беззвучно шепотом спросил:

— Вы их видите?

— Кого? — не отказав себе в удовольствии, переспросил я.

Зрачки его метнулись влево и тут же вернулись на место, будто опасались, что кто-либо посторонний заметит указующее движение.

— Вижу, вижу. Точнее, наблюдаю.

— Кто это? — чуть успокоившись, спросил Сергей Поликарпович.

— Ах, это? Это мой бестиарий, — я откинулся на стуле и закурил.

— Простите кто, не расслышал?

— Бес-ти-а-рий, — по слогам повторил сверху Варфаламей.

— В зоопарке был? — раздался скрипучий голос грифа.

Вопрос задали непосредственно Бессонову, он так же осторожно оседлал стул и развернулся вполоборота к шкафу, стараясь держать меня в поле зрения.

— Был. Ходил прошлым летом с племянником. — к Поликарпычу постепенно возвращалось самообладание.

— Серпентарий видел?

— Видел.

— Прикинь, аспиды земноводные, твари ползучие, гады ядовитые — сущие ангелы по сравнению с нами. Значит так, любезный, — подвел итог черт, — Никитин друга не убивал…

— Мы и на суде это подтвердим, — влезла Дунька, — на библии поклянемся.

— …ты сейчас подпишешь Никитину повестку, отпустишь с миром и забудешь, как его зовут, — перечислял порядок действий черт, загибая пальцы свободной руки донышком бутылки, — А за это мы тебя не тронем.

— И бестиарий тебя не отправит в колумбарий, — уточнила в рифму крыса. Видимо ей понравился ритм, что она добавила философски, — В конце всех историй — санаторий или лепрозорий.

— Извините, не могу, — Бессонов вроде извинялся, но в голосе звучал жестко, — не имею права. У меня нет доказательств невиновности Никитина, у него нет алиби.

— Вот тебе доказательства — гаркнул Варфаламей и запустил бутылкой в следователя.

Снайперским ударом он попал ровно в темечко Поликарпычу, и в ту же секунду голова Бессонова окрасилась красным. Кровь, смешавшись с шампанским, пузырилась, шипела, будто свежую рану залили перекисью водорода. Воспользовавшись замешательством, бестиарий в полном составе свалился, просто таки рухнул на Бессонова сверху — гриф долбил клювом его затылок, черт выворачивал руки, а крыса плевала в глаза и пыталась откусить несчастному следователю нос. Я сидел на стуле, открыв рот с прилипшей к нижней губе сигаретой.

— Чего застыл, дуй отсюда, — прошипел гриф, не отрываясь от беспомощного следователя.

— У него мой паспорт и повестка, — ответил я, выходя из ступора.

— Сей момент, — откликнулся черт.

Хаотичное избиение Бессонова приобрело целенаправленный характер, крыса схватила авторучку, вставила ее в пальцы следователя, черт кедой подтянул повестку и, оседлав трепыхающуюся руку, вывел подпись на бумаге. Вложил листок в паспорт и кинул через стол.

— Вали и побыстрее.

Что я и сделал. Рванув к дверям, услышал грохот за спиной, звон разбившегося стекла и понял, что графин с лампой пали смертью храбрых на поле битвы темных сил зла с органами российского правопорядка. Не стал оборачиваться, тем более, что в это время в комнате погас свет. Выскочив из кабинета, спустился на первый этаж, прошел длинным коридором, стараясь не смотреть в глаза встречным, сунул повестку дежурному и вышел вон. На автомате я дошел до машины, завел зажигание, врубив первую передачу, медленно вырулил на улицу и тут понял, что ехать мне решительно некуда. Притормозил у обочины и уже в полной мере осознал весь ужас своего положения.