Жорж Кулецкий - Голубой Маврикий

Игнат сосредоточенно сочинял себе бутерброд с копченым марлином, который удачно ложился на кусок белого батона, намазанный соленым австралийским маслом.

— И даже такого цвета? — указывая на голубовато-сиреневый ломтик рыбы, с подковыркой спросил кавторанг.

— И такого тоже, — уверенно заявила Юлиана и добавила так четко и строго, чтобы ни у кого и мысли не появилось, что удастся отвертеться от неожиданной экскурсии: — Машина заказана, едем через сорок минут.

Повиляв по ведущему в гору серпантину, машина наконец выехала на небольшую площадку и уперлась в будку с дамой сурового вида внутри, одетую в форму всяких контрольных служб — белая блузка, синяя юбка, — которая брала с посетителей деньги за проезд и проход к участку, заслоненному деревьями.

— Ребята, дело Остапа Ибрагимовича расцвело на этой райской почве! — весело объявил Филипп. — Помните, как он поправил финансовую ситуацию концессионеров с помощью продажи билетов в пятигорский Провал?

— Василий, — обратилась Юлиана к своему спутнику, — а кто такой Остап Ибрагимович? Я слышу это имя не первый раз — это ваш родственник?

— В какой-то степени, да. Это — духовный отец всех авантюристов мира. Это был великий комбинатор, искатель приключений, главный герой книги всех времен и народов под названием «Двенадцать стульев». Герои, которых придумали Ильф и Петров, искали брильянты в двенадцати стульях, попадая в разные ситуации, но — в конце концов — из любой выплывали. Очень смешная книга. У нас даже несколько раз кинокомедии по этой книге снимали.

— Она есть в Интернете?

— Конечно.

Друзья уже вышли на площадку, с которой открывался вид на холмистый, диаметром метров в сто «пятачок». Холмы были из слежавшегося песка действительно разных цветов. При этом цвет не менялся от того, под каким углом смотреть на холм. На зеленом щите было написано объяснение этого необычного явления природы на английском и французском языках. Что-то о выходе базальта на поверхность земли и влиянии нескольких миллионов лет дождей и всего прочего на цвет этих то ли окисей, то ли закисей.

Но о физике и химии думать не хотелось. На пятачке действительно почти ничто не росло, хотя стена дикой зелени и подступала вплотную. В какую-то складку между двумя холмами ветром нанесло немного обычной земли, и цветок, скорее напоминающий репейник, вносил разнообразие в эту величественную в своей строгости картину.

— Потрясающе, — признался Филипп. — Если бы не видел своими глазами, никогда бы не поверил.

Вдоль ограды шли стайки туристов то ли из Японии, то ли из Китая. У всех были фотоаппараты и телекамеры, все фотографировались.

Один парнишка из японской группы даже лег на асфальтовую дорожку в надежде сделать сногсшибательный кадр.

— Василий, а ты как бы снял это чудо для своего журнала? — поинтересовался Игнат.

— Пожалуй, с воздушного шара или с вертолета, — подумав несколько секунд, сказал фотограф. — А потом использовал бы этот кадр как уникальный фон. Пока я такого ни у кого не видел.

Василий сделал несколько снимков этого действительно фантастического пейзажа, навевающего фантазии о космолетах и прочем. Потом он сфотографировал своих друзей, стараясь уйти от банального «привет из Крыма», то бишь Маврикия.

По дорожке они дошли до небольшого загончика с четырьмя огромными — сантиметров семьдесят в высоту и столько же в ширину — черепахами. Одна спала, другая куда-то не спеша ползла, третья зевала, показывая свою весьма зубастую пасть. Четвертая высунула тонкую чешуйчатую шею и с интересом смотрела на Филиппа, словно хотела что-то ему сказать, а он, чудак, не понимал.

Компания зашла на веранду кафе, нависавшего над разноцветной поляной. Заказали что-то местное, взяли бутылку белого прохладного вина и сразу же подняли бокалы за Юлиану, которая открыла для них восьмое чудо света, хотя они и семь предыдущих не видели. Пока шел общий разговор, Василий фотографировал местных ярких, с черными хохолками птичек-кардиналов, так сказать, маврикийский эквивалент российских воробьев, которые всегда вьются там, где могут им попасться съедобные крошки.

А в Москве, которую обильно поливали осенние дождички, за письменным столом перед окном сидел Львович и на листке бумаги рисовал какие-то квадратики, проводя стрелки от одного к другому. На самом деле квадратики означали коллекционеров, которых он знал.

«Конечно, мог бы Толик дать цену за Маврикий, но он не любит с деньгами расставаться, — мысленно рассуждал он. — Виктор, к сожалению, уже смотрит на все сверху, да и у него таких денег не было, чтобы взять Маврикий… Надо поинтересоваться у японцев, не хочет ли Томита-сан добавить к своим маркам еще и конверт с Маврикием… Кто-то из американцев, говорили, готов вложиться, если будет аукцион… В общем, надо работать…» Придя к такому выводу, он взялся за телефонную трубку.