Ксения Спынь - Дальний свет

Он хлопнул глазами, затем, поняв, растянул вежливую улыбку:

— Ах да, прости, замотался в последние дни.

— По мне так это всё равно, — вставил Дукатов. — По мне так тот факт, что людям Мондалевой они могут попасться раньше, куда хуже.

— Это да, это естественно… Тем более, ещё один Истрицк нам совершенно не нужен. Шелетов выедет сегодня же.

Он поднялся, собираясь закруглять потихоньку это словословие. Задумался на секунду.

— Ах да, ни у кого нет идей, чем отвлечь, если что, госпожу Мондалеву от сулевской башни, денёчка хотя бы на два-три? — он с растерянной улыбкой развёл руками. — Амулеты кончились.

— Может, чем-нибудь реальным? — так и не поднимаясь со своего места, проговорил Вислячик.

— Мм?

— Реальными делами. Ей бы пошло на пользу, да и стране тоже.

— Оно тебе надо? — чуть усмехнулся он, накидывая плащ (всё равно придётся мокнуть насквозь, что ни напяливай). — Я бы скорее вспомнил про кой-какие телефонные разговоры — тоже штука небезынтересная.

Последнюю фразу он скорее пробормотал себе под нос. Все вокруг тоже накидывали верхнее и расходились (по старой памяти он предпочитал для собраний эдакие конспиративные квартирки и избегал по возможности помпезных зданий с буфетом и гардеробом). Лишь Вислячик почему-то продолжал сидеть на месте.

Он подождал, пока все вышли, негромко осведомился:

— Что-то не так?

— Это твоя политика? Отвлекать? — Вислячик поднял наконец голову. — Она и так днями в своих галлюцинациях. Она уже давно не здесь, не знает ничего, а если и знает, то не понимает. И — снова отвлекать? Ещё больше?

— Мм… послушай, Серёжа, что не так? — он участливо приблизился. — Если ты про телефонные разговоры… так я пошутил, и вообще это было, скорее, не о тебе.

Вислячик подскочил, как ужаленный:

— А про тебя же говорили… ещё тогда говорили, что ты просто политический жулик и ничто иное, что если бы ты пришёл на смену Нонине, ничего бы не изменилось, а местами было бы и похуже, — он прищурился как будто с омерзением и покачал головой. — И угораздило меня с тобой связаться.

— Так, ну об этом после. А вот про «похуже» я тебя, честно признаться, не понимаю.

— Что, ты тоже перешёл на федеральный канал, и у тебя всё хорошо? — Вислячик рассмеялся. — Ничего не знаешь ни про пайки, ни про поезда, ни как по центру уголовники ходят со спецами пополам? Когда полный автобус затапливают — это нормально? Когда города сгорают целиком — это нормально? Когда южный округ не отвечает вторую неделю — вообще пустяки? Или твоих драгоценных не коснётся, а дальше хоть земля полыхай? Нет, местечко повыше и потеплее, и чтоб ещё всё своим — это понятно, вполне даже понятно, я тоже волонтёром не нанимался. Но продолжать под это швыряться словами «демократия», «законность», «цивилизованное — бляха-муха — общество» — даже со своими, здесь, у нас, с таким видом, будто это что-то для тебя значит, — он прервался, будто выдохшись, снова покачал головой. — Подонок — ты и есть подонок.

Он в некотором недоумении пожал плечами, расправил полы плаща.

— Ну хорошо, допустим. Мне тогда только одно непонятно: что ты здесь, в таком случае, делаешь? Ещё летом, помнится, ровно поделили… и вроде тебя всё тогда устраивало. Или что, своя доля на совесть давить стала? Так отдай мне и вперёд, оставь это ужасное общество прогнивших людей. Выход у нас свободный, преследовать тебя никто не будет. А если своё местечко оставлять не хочется — то зачем вообще столько слов и столько шума?

Вислячик не ответил и только рассматривал поверхность стола, будто она оставалась единственным, что его интересовало.

— Кстати, ты ещё забываешь, наверно, что я не правитель, только около. А все конкретные претензии, которые ты так живописно выразил, лучше бы адресовать лично госпоже Мондалевой. Тем более, ты же высказывался за то, чтоб не отрывать её от реальности, — он ободряюще улыбнулся. — Вот кстати, если ты так и сделаешь, я тебя полностью поддерживаю.

— Почему же сам ей не адресуешь, раз такой умный? — проворчал Вислячик.

— Потому что, как ты весьма верно заметил, у меня другие приоритеты.

— Подонок, — ещё раз бросил Вислячик и быстро удалился нервным неровным шагом.

Он вздохнул, пробормотал себе «Не собрание, а какое-то сборище истеричек» и постарательнее застегнул плащ.

Через несколько дней они уже оба лежали, каждый на своём месте, время от времени переговариваясь друг с другом. Иногда приходила Сибилла: она рассказывала, как идут дела у Буловой, порой приносила от неё какие-нибудь вкусности, вроде засахаренной вишни. И Китти ела вишню — отправляя по одной в рот, медленно, явно без всякой охоты пережёвывала каждую ягоду.