Ксения Спынь - Чернее, чем тени

День только занимался. Над перроном носилось гомонящее визгливое многоголосье, сотни ног мелькали туда и сюда — сталкиваясь, наступая друг на друга и исчезая.

Лаванда сошла с подножки вагона на ровно уложенную, но уже покоцанную плитку, неловко дёрнула за собой чемодан на колёсиках.

Город оглушил, и она остановилась было в растерянности, но толпа позади, кажется, была этим очень недовольна. Лаванда уловила ропот и поспешно двинулась вперёд. Наверно, тут всегда надо идти куда-то. Наверно, тут нельзя стоять на месте.

Её ещё покачивало после нескольких дней поездной тряски. От чемодана, похоже, отломалось одно колёсико, и он то и дело норовил завалиться набок. Лаванда упрямо не обращала на это внимания и, не поднимая глаз, шла вперёд. Удобнее всего было ориентироваться по жёлтой ограничительной линии по краю платформы: она была постоянна и не давала сбиться.

Вокруг толклись люди — люди, и люди, и люди. Так много людей. Обойти их было невозможно, но все они в итоге как-то огибали Лаванду сами и исчезали за спиной. Иногда от них долетали обрывки фраз — всё так же крикливо, а то и со злостью. Злости вообще было много. Она металась в воздухе между людьми и тоже не находила выхода. Впрочем, Лаванда не прислушивалась ни к ней, ни к отдельным словам.

Ещё одна тень выросла перед ней и почему-то не захотела сдвигаться и исчезать, как все остальные. Лаванда остановилась, упорно не поднимая взгляда, в надежде, что этому кому-то надоест и он освободит ей путь.

— Ну, здравствуй, сестрёнка, — сказал сверху голос.

Лаванда подняла голову. Перед ней стоял высокий — намного выше её — молодой человек с тёмными щетинистыми волосами и странной безадресной насмешкой в чуть прищуренных глазах.

— А ты выросла, — добавил он.

Лаванда пригляделась, и смутно знакомые черты сложились, наконец, в единое целое: изумлённо она вспомнила, где раньше видела этого человека.

— Феликс!

Он улыбнулся и протянул ей руку:

— Добро пожаловать в Ринордийск.

Феликс был её двоюродным братом и был на одиннадцать лет старше Лаванды. У неё со всей яркостью сохранились детские впечатления от этого человека, но они с Феликсом не виделись очень давно. Один раз он приезжал ненадолго в Юмоборск и попутно успел охаять этот город, который хоть и не отличался ничем особенным, как все новострои, но для заполярного пункта держался очень достойно. (Лаванда, впрочем, не обиделась тогда: не сказать, чтоб она сама когда-то любила Юмоборск. Город был хорош, но чужд ей).

Они довольно быстро оставили позади центральные проспекты — необъятные и грандиозные, и шли теперь по улицам, всё ещё широким, но попроще — из центра те расходились к окраинам. Прохожие здесь попадались только изредка, и можно было разговаривать, не перекрикиваясь, через чужие головы. Феликс (будто джентльмен!) сразу же перехватил у неё чемодан и теперь легко катил его по тротуару, притом умудрялся даже не заваливать набок, несмотря на сломанное колёсико.

— Так зачем всё-таки ты меня вызвал сюда? — Лаванда вспомнила про телеграмму.

— Ну, — Феликс махнул свободной рукой, — когда стало понятно, что расселять вас будут по соседним деревням, я подумал, а с какого, собственно, фига? Почему я не могу взять тебя сюда, в Ринордийск, раз уж мне повезло тут жить? Конечно, могу. Зачем же в таком случае тебе связываться со всеми этими аварийными амбарами, пайками по карточкам и прочей прелестью отечественной эвакуации…

— Но это, наверно, создаст тебе трудности, — заметила Лаванда.

— С чего бы вдруг? Я живу один.

— Не в этом дело. Не только в этом, я хотела сказать, — последние реплики отчего-то смутили её, а тут ещё надо было думать, как бы поаккуратнее выразить словами простую мысль: «тебе ведь придётся содержать меня».