Аньес Мартен-Люган - Извини, меня ждут…

В праздники я подолгу разговаривала с родителями, они уделяли мне много внимания. Несколько раз они приходили за мной в агентство после работы, и мы шли ужинать. Мы смогли многое обсудить. Из своего существования я их надолго исключила, и теперь они заново узнавали дочь, и я их тоже. Мне почти ничего не было известно о том, как родители жили после выхода на пенсию. Я стремилась восстановить прочные узы, которые связывали нас, пока работа не стала моей навязчивой идеей. Мне хотелось вникнуть в их повседневную жизнь и познакомить их со своей. А в тот вечер, когда они пришли ко мне ужинать, меня потрясло, что папа покачнулся из-за сбившегося дыхания, когда поднимался по лестнице в мою квартиру. Пока они были у меня, я внимательно наблюдала за ними, изучала, стараясь подметить мельчайшие детали. Родители постарели, а я этого не заметила. Они не вечны. Я должна максимально насладиться общением с ними. Осознав это, я втянула отца в довольно безумный проект, который больше нельзя было откладывать на потом – он и так слишком долго отлеживался в ожидании, когда придет его час. Речь шла о реставрации амбара в «Птит Флёр». Я хотела разделить с родителями нечто важное, построить что-то осязаемое вместе с ними. Я собиралась приложить к этой затее максимум сил и проводить в Лурмарене каждую свободную минуту, которую мне удастся выкроить. Сам дом в «Птит Флёр» после рождения Алисиного ребенка станет слишком тесным. Если мы хотим, чтобы там могла собираться вся семья, понадобится больше пространства. В моих воспоминаниях о детстве амбар был местом, где я была счастлива. Я хотела привести его в такое состояние, чтобы он мог принять нас, и меня в частности. Приезжая, я буду жить там, а родителям будет удобнее в моей теперешней комнате с собственной ванной.

В конце января мы встретились в Лурмарене, отец поработал над проектом и собрал знакомых ему окрестных мастеров. Снова занимаясь своим делом, он молодел на глазах. Мы посвятили последним приготовлениям весь уикенд. Мама, естественно, тоже приехала. Она занималась домашними делами и предоставила нам пачкаться в амбаре и доводить наш проект до совершенства. Однако она не теряла бдительности, следила за всем и ухитрялась одним взглядом остудить наш пыл, когда папины и мои амбиции переходили разумные границы. Работы должны были стартовать на следующей неделе, и я приняла радикальное и при этом довольно неожиданное решение: поскольку за ходом реконструкции нужно следить, мне естественно взять это на себя. На то было несколько причин. Во-первых, мастера – друзья моего отца, поэтому он не сможет надавить на них так, как я, которая не будет попустительствовать и не позволит им оправдывать задержки дурацкими отговорками. Во-вторых, я хотела, чтобы отец избежал частых перелетов из Лиссабона и обратно. Поэтому было решено, что я буду появляться здесь регулярно раз в месяц и проводить два дня, проверяя качество работы мастеров, а заодно и дыша свежим воздухом. Поездки позволят мне прийти в себя и заново подзарядить свои батареи. Амбар с его благоприятной энергетикой в детстве всегда был моим убежищем, так почему бы не воспользоваться им и сейчас, когда я стала взрослой?

В начале февраля Бертран ушел из агентства. Двухмесячный переходный период завершился. Он настаивал на том, чтобы мы ничего по этому случаю не устраивали, однако я организовала прощальный вечер. Сотрудники по очереди рассказали забавные истории с участием бывшего босса, откровенно подшучивая над его деспотическими замашками и маниакальными придирками. Они всё ему припомнили: и суши, и давление на подчиненных, временами переходящее все границы, и совещания в полвосьмого вечера в пятницу. За шутками крылось, однако, и недвусмысленное предупреждение, адресованное непосредственно мне: чтобы в агентстве сохранялась благоприятная атмосфера, я не должна давить на них и возвращаться к своим старым привычкам. Это вполне совпадало с моими намерениями – я отнюдь не планировала вводить жесткие правила, у меня теперь совсем другая жизнь. В этот вечер я в первый и последний раз видела, как по непробиваемому панцирю Бертрана пошли трещины. Он был смущен, едва ли не растроган. Все присутствующие были хотя бы частично обязаны ему карьерным ростом, осознавали это и бурно благодарили его. Он тоже поблагодарил и ободрил каждого. Я поняла, что его захлестнули эмоции, когда он в конце концов отправил всех по домам, стремясь сократить ритуал прощания.