Ивайло Петров - Облава на волков

Так вот я начал рассказывать, как мы обчистили старосту Эничешме. Мы знали, что в тот вечер он будет на свадьбе у племянника. Связали сельских караульных и подошли к дому. На окнах решетки, на дверях — по два замка висячих. Делчо был здоровенный парень, сильный, приналег на одни двери, на другие и вышиб их с петлями. Вошли мы в дом, стали шарить. Двое в комнатах ищут, двое на чердаке, мне досталась спальня. Роюсь, ищу — ничего. Потом нащупал в одной подушке что-то твердое, вспорол ее ножом и вытащил толстую пачку банкнотов. Сколько их там было, рассматривать было некогда, но уж тысяч двадцать наверняка.

Все произошло за полчаса, мы снова собрались и пошли прочь из села. Только миновали последний дом, кто-то крикнул: «Стой, руки вверх!» Мы залегли, думаем, что дальше делать, если это засада. Желё знал румынский, спросил, кто это, но никто не ответил. Потом уж мы узнали, что случилось и кто нас окликал. Пока мы перерывали дом старосты, один из караульных освободился от веревок и побежал доложил ему. И надо ж так сойтись, в тот самый вечер в гости к старосте заявился Карадемирев, и тот повел его с собой на свадьбу. Карадемирев как бешеный вскочил из-за свадебного стола и заставил всех мужчин, которые были на свадьбе, тут же расставить посты вокруг всего села. Знали бы мы, что против нас орудует Карадемирев, мы бы выбирались из села потихоньку, по одному, с разных сторон и таким образом провели бы его, а мы перли в открытую, выстрелили по разу и пошли полем. Тот, кто окликнул нас, помалкивал. Но когда мы уже отошли шагов на двести — триста, нам вслед поднялась стрельба и мы поняли, что за нами гонится множество людей. Стреляя вразброд, они бежали за нами с полчаса, потом все стихло. Мы пошли по опушке леса шагах в двадцати друг от друга. Когда лес кончился, снова собрались вместе и двинули полями. Шли около часа, там другой лес. Вошли в лес и то по одной тропинке пробуем идти, то на другую свернем, пока не оказались в чащобе. Вроде мы по звездам соображали, куда идти, а выходит, на одном месте вертелись. Когда выбрались из леса, звезды уже гасли, а на востоке посветлело. До границы было близко, на холме белели две заставы — наша и румынская. Мы разделились — я и Делчо должны были обойти заставы с одной стороны, трое других — с другой.

Мы устали, поэтому, перейдя границу, остановились у поля, засеянного подсолнечником, отдохнуть. Делчо зашел по нужде в подсолнухи, а я снял пиджак, постелил его и прилег. Вдруг послышался топот, я приподнялся, смотрю — всадник мчится вдоль подсолнухов прямо на меня. Когда он подскакал ближе, я увидел, что в руках у него винтовка, и вскочил на ноги. Успел заметить, что у всадника усы и на голове черный румынский котелок. И конь под ним черный. Только я потянулся за своей винтовкой, как что-то обожгло мне грудь, толкнуло с силой, и я упал навзничь. Как во сне помню, что он наклонился надо мной, и я почувствовал страшную боль слева. Видно, он стаскивал мешочек с деньгами, притороченный к моему левому плечу. Делчо услышал выстрел, но когда он подбежал ко мне, тот уже несся через границу. Делчо увидел, что я ранен в сердце, и кинулся в село за телегой. По дороге сознание у меня прояснилось, и я велел ему гнать прямо в город к врачу.

За полдень мы приехали в Варну. Делчо порасспросил насчет врача, и ему сказали, что есть такой Стаматов, крупный специалист — хирург. Он держал частную клинику. Доктор почистил мою рану, перевязал и посоветовал остаться в клинике. Целый месяц я там провел. И каждый раз как он меня смотрел, я его спрашивал, буду я человеком или нет. Я, мол, тебя озолочу, только вылечи. Он молчал. Только на двадцатый день говорит: «Ты, парень, в рубашке родился. Пуля на палец ниже сердца прошла и ничего не задела. Столько лет лечу, а такого чуда не видывал». Через месяц выписал он меня совершенно здоровым, будто ничего и не было. Расплатился я с ним знатно. Чистым золотом, из того, что у меня припрятано было. И каждый год ему в этот день — подарок. Или ягненка отвозил, или поросенка. Где б я сам в то время ни был, запрягал лошадей — и к нему. И так, пока он не умер.

Долго пытались мы разузнать, кто стрелял в меня и кто взял деньги. Наконец, выяснили, что это был Карадемирев. Он сам об этом рассказал, чтоб всякая мелкота вроде нас про это узнала и не путалась у него под ногами. В тот вечер, когда он понял, что упустил нас, он взял у старосты лошадей и с десятком парней поскакал к границе, чтобы нас перехватить. Расставил своих людей неподалеку от пограничных застав, там, где предполагал, что мы можем пройти, притом по эту сторону границы, на нашей земле. Границу ведь как перейдешь, так теряешь осторожность, вроде как ты уже дома. Так и с нами получилось. По слухам, Карадемирев дал слово старосте рано или поздно переловить всех таких, как мы. Всех, сказал, перебью поголовно, чтоб моим товарищам и помощникам ни в чем не сомневаться. И он был прав. Староста мог потерять к нему доверие, и другие его помощники тоже. Является, мол, к тебе в гости, ест-пьет за твоим столом, а его люди обирают твой дом. Потому-то в тот вечер Карадемирев и был вне себя от ярости. А сам он из тех, кто на полдороге не останавливается. Уж коли взял тебя на мушку, каюк. Один из его людей польстился как-то на большие деньги, украл из общей казны и скрылся где-то в Болгарии или Румынии. Карадемирев три года только что в норы мышиные не заглядывал и под конец нашел его в Софии. Тот купил там большой дом, лавку и заделался торговцем. Однажды в полдень в его дверь постучали, он открыл и остался где стоял. Кто-то из людей Карадемирева уложил его на месте и — концы в воду.