Марта Кристенсен - Башня на краю света

— Что покажешь-то?

— Нет, сейчас я ничего говорить не стану. Но я точно знаю, Амальд, ты будешь ужасно доволен! Не думай, я тебя не обману, вот тебе моя рука! Слышишь, Карл Эрик, ты у нас свидетель!

И Ханнибал что есть силы хлопает меня по руке в знак того, что он меня не обманет.

— Теперь мы с тобой друзья! Верно, Амальд? Да или нет?

— Угу.

Ханнибал бросает на меня выразительный взгляд. Потом минуту сидит, ласково поглаживая «Морского Дракона», с таким видом, будто хочет что-то сказать, но никак не может решиться.

— Слушай, Амальд, ты ведь уже ни чуточки на меня не злишься, правда же?

— Правда.

— Слушай, Амальд, сказать тебе одну вещь, которой ты не знаешь?

— Скажи.

— Ну так вот: ты ведь мне почти что брат! То есть брат, но не родной, а двоюродный! Ты небось этого не знал?

— Не знал.

— Видишь, а я тебе сейчас объясню. Хочешь, объясню?

— Хочу.

— Понимаешь, моя мать — она дочь твоего деда, того, которого звали как тебя! Так что вот, Амальд, теперь ты знаешь! И получается, что наши с тобой матери — сестры, верно ведь? А значит, что одна, что другая — никакой разницы, верно? А, Амальд? Да или нет?

— Угу.

Ханнибал сидит, раскачивая на коленях «Морского Дракона». Потом поднимает корабль и держит его против солнца, так что красные паруса просвечивают насквозь.

— Амальд, ты злишься? Конечно, злишься, я же вижу.

— Я? Да нет.

— Ну все равно ты какой-то недовольный. Ладно, ничего, вот получишь мой подарок — будешь доволен, ручаюсь, что будешь доволен!

На следующий день мы снова встретились в бухте Пунтен, погода стояла ясная, осенняя, с солнцем и холодным ветром.

— Пошли, я тебе покажу!

— Что покажешь?

— Идем, живей!

— Куда?

— На Богородицыну Горку!

Мы срываемся с места. На Горке уже собралась, ватага мальчишек, все они стоят, задрав голову вверх, и смотрят на небо.

— Ну как, Амальд, видишь его?

— Ага, змей! Это твой?

— Да, но теперь он будет твой! Я сам его сделал. Ты погляди, это не обычный змей, он же позолоченный. Ты хоть видишь, что у него вся голова позолоченная? А глаза какие, видишь, Амальд?

Да, ты отлично видишь: голова змея сияет позолотой. И глаза у него есть, большие, белые, с черной точкой посредине, а вместо ушей — красные кисточки…

Тот солнечный, но пронизывающе холодный октябрьский день с ледяным северным ветром стал одним из дней, забыть которые невозможно. Бумажный змей сверкал в вышине, ярко вырисовываясь на фоне белесого неба, а длинный хвост его волнообразно извивался, плавно, как у рыбы, которая весело плещется в воде. (Право же, немногие зрелища на Земле могут по своей пленительной красоте сравниться с игриво-ликующими, но благородно-неторопливыми движениями хвоста такого вот змея!)

Ханнибал протянул тебе деревянную катушку, к которой была прикреплена бечевка.

— Попробуй, как он тянет!

Да уж, тянул он крепко — ты будто держал в руках лесу с гигантской рыбой, попавшейся на крючок.

Так мы пробегали весь тот долгий день, наслаждаясь змеем, который плавал наверху, в низком и зябком солнечном сиянии, без устали резвясь и выделывая свои поднебесные коленца. У нас на земле мало-помалу сгущались сумерки, а в небе у змея долго еще было светло.

Лишь после того, как совсем стемнело и замерцали первые звезды, Ханнибал стал наматывать бечевку на катушку, медленно, торопиться было некуда, да и змею это было не по нраву, он дергался и вырывался и делался все строптивей по мере приближения к земле, а когда он наконец упал в траву, обратившись в шелестящий на ветру ворох мишуры и газетной бумаги, все вдруг стало так печально и уныло. Никто не проронил ни слова. Ханнибал обмотал длинный бумажный хвост вокруг головы змея, засунул катушку за поперечину крестовины — и остался лишь вечер, бездонный, одинокий, со звездами и северным сиянием, да стужа такая, что зуб на зуб не попадал.

Ханнибал протянул мне увязанного змея.

— Ты что же, Амальд, ни чуточки не рад такому прекрасному подарку?

— Рад.

— Так мог бы мне хоть спасибо сказать!

С Ханнибалом шутки плохи: либо ты ему друг, и тогда все в порядке, либо ты враг его, и тогда — да хранит тебя Бог! А хочешь быть другом — дай порезать себе палец, чтобы смешать свою кровь с его кровью.

— Ты как, согласен? Ну будет, конечно, чуточку больно. Говори, согласен? А? Да или нет?

— Согласен, но только не сегодня.

На лице Ханнибала — мина атамана.

— Или сегодня, или никогда!