Марта Кристенсен - Башня на краю света

— И потом, я ведь знаю, что кофе у вас уже приготовлен, — прибавил он.

— Да, конечно, кофе уже ждет, сейчас будем пить. Кладите себе сахар.

— Ага, — сказал он, — спасибо, — явно забыв про неизменную их шуточку насчет того, что ему грозит ожирение, поскольку он кладет в чашку целых три куска.

Он рассеянно помешивал ложечкой и был сегодня какой-то не такой. Напрасно она искала веселой искорки в его глазах и той особенной морщинки на переносице — тайных знаков их сообщничества.

— А Джимми сегодня нет дома? — спросил он, и она посмотрела на него с удивлением: обычно он всегда помнил, в какой вечер мальчик должен быть дома, а когда вечер принадлежит им одним.

— Он пошел к приятелю, он ведь был в прошлый раз.

— А, да, действительно был. Ну что ж, попробуем, съедобны ли пирожные.

Она подождала, пока он первый попробует, и тогда уже, проглотив слюну, отломила ложкой кусочек от своего.

— Ну как? Вкусно?

— По-моему, очень, в жизни не ела ничего подобного, — сказала она с полным ртом, смакуя крем и марципаны, а потом, когда с пирожным было покончено, указала глазами на сигаретницу: — Может, попробуете все же моих?

Обычно он отказывался и курил только из своей пачки, хотя она давно уже приметила, какую именно марку он курит, и всегда ставила в сигаретницу несколько штук.

— Ну что ж, возьму, пожалуй, была не была… — И подождав, пока она передвинет пепельницу на середину стола: — А вы сами, фру Ларсен, никогда не курите?

— Да какая из меня курильщица. В очень редких случаях. Муж говорит, что я никогда не научусь, что я курю, как конфирмантка. Иной раз вроде и тянет, но стоит взять в рот — и все, противно.

Она сама чувствовала, что ее болтовня не встречает в нем никакого отклика, эта его странная озабоченность разгораживала их будто стеной, вот если б можно было сейчас похлопать его по руке и спросить, что с ним такое, отчего он так расстроен.

— Может, вы все же закурите, а? — сказал он, и только тут в ней зашевелилось подозрение, что, наверно, с Джимми что-то не так. — Я был сегодня в Детском клубе, они мне звонили.

— Вот как? — сказала она.

На скатерти было коричневое пятно. Наверное, от кофе, след одного из их кофепитий. Она машинально обводила его пальцем, ожидая продолжения.

— Джимми взял чужие деньги. И в общем-то порядочную сумму. Получилось так, что кто-то из персонала оставил на вешалке в учительской свою сумку, и он взял оттуда что-то около ста крон, но истратить их он не успел, так что в этом смысле все в порядке. И вообще это никакая не катастрофа, так что не будем преувеличивать.

Он замолчал, и она, подождав, спросила, не могла не спросить, хотя и страшилась ответа:

— А как же… как они узнали, что это он?

— Они и прежде замечали, были такие случаи. Всякие мелкие пропажи. Ну, там, знаете, мелочь из карманов ребячьих пальто или что-нибудь из портфелей. Они вообще-то были почти уверены, что это он, иногда даже уличали его, находили у него деньги, но он, как они говорят, редкостный упрямец, в жизни ни в чем не признается. В общем, не будем преувеличивать и делать из этого трагедию, мальчишки почти все этим грешат, со мной, помнится, тоже случалось такое.

Если даже и так, подумала она, если и вправду мальчишки не прочь что-нибудь стянуть, не по сто же крон они крадут, не такие же суммы. Дункер, похоже, и сам это понимал.

Она облизнула сразу вдруг пересохшие губы и заставила себя спросить:

— И как же теперь… его снова отправят?

— Да нет, что вы, никуда его, конечно, не отправят… нет, нет, даже не думайте, это дело улажено, и нет никаких оснований бояться повторения, верно ведь? Не будем преувеличивать. Не хватало еще, чтобы его отняли у вас из-за каких-то ста крон, и, кстати, они тоже хороши, нельзя же оставлять деньги где попало. Никуда он больше не уедет, я, во всяком случае, сделаю все возможное, чтобы не допустить этого, я вам обещаю. Слышите, фру Ларсен?

— Да, — благодарно кивнула она, — слышу, конечно.

— Я вынужден был вам об этом сообщить, ведь вам и вашему мужу придется поговорить с Джимми. Только, пожалуйста, спокойно, без нервов, хорошо? А может, вас больше устроит, если с ним поговорю я?

— Нет, — сказала она, зная, что мужу это не понравится, — лучше, наверное, нам самим.

— Скажите вашему мужу, что ничего страшного тут нет, и не перегните, пожалуйста, палку, хорошо?

— Хорошо, — пообещала она, но обещать она могла только от своего имени, муж-то, она заранее знала, просто с ума сойдет, когда услышит: сам он в жизни не прикасался к чужим деньгам, в долг и то никогда не брал больше чем двадцать пять эре.