Марта Кристенсен - Башня на краю света

На губах у официантки промелькнула тень улыбки.

— Какую-нибудь определенную марку или все равно что?

— «Сесиль», пожалуйста, — сказала она, вспомнив сигареты мужа, лежавшие всегда на журнальном столике, — маленькую пачку.

Шариковая ручка медленно заскользила по блокноту.

— Один кофе и одна маленькая пачка «Сесиль».

— Да, — кивнула она, с трудом удержавшись, чтоб не заказать что-нибудь еще, поскольку прекрасно понимала, что официантка этого от нее ждет: сейчас она все равно не смогла бы проглотить ни кусочка. — Будьте так любезны.

Хочешь не хочешь, а приходится, выразительно ответил ей подрагивающий зад, удалявшийся от нее в направлении следующего столика, где жаждали пива, и креветок, и бутербродов с сыром.

Ее взгляд перехватил на лету взгляд водителя, занявшего столик в противоположном углу, и она робко улыбнулась ему, давая понять, что отнюдь не обижена и находит его желание отдохнуть от нее вполне естественным. Ей тоже в общем-то хотелось побыть сейчас одной, хотя она всегда побаивалась ресторанов и всех этих людей, чувствующих себя здесь в своей стихии. Водитель повернулся к ней спиной и завел оживленную беседу с соседями по столику. И мало ли о чем они могли разговаривать, не обязательно о ней, но вот эти короткие взгляды в ее сторону… А впрочем, какое это могло иметь значение. Именно сейчас.

В тот первый раз, когда мальчика забрали из дома, все они в один голос твердили, что, разумеется, она сможет навещать его.

— Само собой, фру Ларсен. И очень даже желательно. В любое время.

При этом им, конечно, и в голову не могло прийти, с какими трудностями связана для нее такая вот поездка. Они говорили об этом так, будто это обычнейшая на свете вещь и ничего тут нет страшного. Даже муж делал вид, будто не понимает, с чего она нервничает, и только нетерпеливо отмахивался от ее страхов: подумаешь, большое дело, возьмет билет, сядет в поезд, потом сойдет с поезда — вот и все.

Но потом ведь надо еще на автобусе, напомнила она ему, после поезда-то. И как она его разыщет, и вдруг она сядет не на тот автобус, и вдруг поезд опоздает или в том расписании, что они ей прислали, что-нибудь изменилось?

Но он опять только отмахнулся. Что она, автостанцию не найдет, спросит в крайнем случае, только и всего, а поезда никогда не опаздывают, они ходят точно, как… ну, в общем, на то они и поезда.

— Перестань ты строить из себя идиотку, — сказал он, хотя сам знал про все эти поезда и автобусы не больше ее и, случись ему самому ехать, наверное, точно так же нервничал бы.

Она стояла в самом хвосте очереди, которая двигалась немыслимо медленно, и твердила про себя как урок: туда и обратно до… и переминалась с ноги на ногу, нервничая, что поезд уйдет, пока она тут возится с билетом. И удивлялась, как долго велись каждый раз переговоры у окошечка, кассир рылся в каких-то толстых справочниках, а люди обстоятельно выясняли кучу подробностей, время отбытия, время прибытия, и понятливо кивали, запоминая все с непостижимой легкостью, удивлялась, как легко и непринужденно все это у них получалось и как бойко они потом разбирались с деньгами; хрустящие купюры моментально переходили из рук в руки, как и билеты самых разных размеров. И все повторяла про себя свой несложный заказ, а когда подошла ее очередь, все равно запнулась, и пришлось повторить, и она нервничала, что задерживает всю очередь, отнимая у людей время. И в ответ ей только мотнули коротко головой и сказали кратко: «Это не здесь».

— Но как же так… — растерялась она и непроизвольным жестом протянула свой кошелек, как бы желая доказать, что заплатить ей есть чем.

— Вы не в ту очередь стали, неужели непонятно? — сказал кто-то позади нее, а кто-то из стоявших в конце громко чертыхнулся и начал ругаться — сколько можно, и чего там застряли. Молодой человек в окошечке чуть подался вперед.

— Здесь международная касса, вы же не за границу едете, верно?

— Нет, мне только туда и обратно до…

Кто-то за ее спиной рассмеялся, а молодой человек, переглянувшись с девушкой в красном обтягивающем свитере, которая завела глаза на лоб, изумляясь ее бестолковости, опять мотнул головой, но наконец сжалился над ней и объяснил, к какому окошечку ей подойти.

И пришлось опять становиться в хвост и томиться, нервничая: она была уже почти уверена, что поезд уйдет без нее.

На этот раз она назвала только нужную ей станцию, положив на всякий случай в выдвижной ящичек перед окошком купюру покрупнее, и нетерпеливый голос спросил, в один конец или в оба, и, когда она замешкалась с ответом, голос стал чуть резче: