Марта Кристенсен - Башня на краю света

— Помочь?

А дальше она и сама знала: «Нет уж, спасибо».

И все же вполне ведь могло быть, что та «советчица» и вправду хотела как-то помочь, что-то посоветовать. И, кстати, с Джимми ведь все обстояло иначе, на него и поглядеть было приятно, такой он был славный да аккуратный в новом костюмчике, уж его-то никак нельзя было назвать неухоженным.

— Но ведь это же ненадолго, всего на два-три месяца, — умоляюще обратилась она к этим суровым, несчастным глазам напротив. И немного спустя повторила, почти слово в слово, сидя за тем же откидным столиком и глядя в серьезное лицо мальчика напротив:

— Это ведь совсем ненадолго, Джимми, побудешь там немножко и вернешься домой.

— Ага, — сказал мальчик, и откусил от бутерброда, и отхлебнул молока из чашки, и, может, это было похуже всех его истерик, и криков, и воплей.

Тревога, поутихшая в присутствии посторонней женщины, снова вернулась ощущением тяжести под ложечкой и стала грызть ее, и этот последний час ожидания был самым мучительным, все время она ощущала на себе неотступный взгляд мальчика, от которого некуда было скрыться, разве что в уборную, и она почувствовала чуть ли не облегчение, когда раздался наконец звонок и на пороге, явно смущаясь, появились «они» — в образе совсем еще зеленого и очень разговорчивого юнца, который весело болтал, смеясь и улыбаясь, все то недолгое время, что продолжалась эта церемония.

— А я вот зашел за попутчиком, — бодро-весело начал он, — тут, говорят, живет мальчик, который мог бы составить мне компанию. Это, наверное, ты и есть?

И схватив руку Джимми и раскачивая ее вверх-вниз, что должно было изображать самое сердечное рукопожатие:

— Здравствуйте, здравствуйте, господин Ларсен, очень рад с вами познакомиться, меня зовут Ханс, я тот самый дядя, который укладывает детей спать, и я мастер рассказывать сказки на сон грядущий, так что, считай, тебе крупно повезло.

Он улыбался во весь рот, а Джимми смотрел на него серьезно и чуть удивленно, будто перед ним вдруг оказался живьем один из тех веселых дядей, что ведут по телевизору детские передачи.

— А чей это чемодан, твой, наверное? Давай-ка, прихватим его с собой, а то захочешь, например, почистить зубы перед сном, глядь, а щетки-то и нету, осталась в чемодане. И придется ехать за ним обратно: поездом, а потом еще автобусом — целая волынка, верно ведь?

И он опять засмеялся, будто сказал что-то ужасно смешное.

— Так вот, значит, поедем мы с тобой сначала на поезде… а ты когда-нибудь ездил на поезде… Нет? Ну, это знаешь как здорово — телеграфные столбы за окошком так и мчатся наперегонки, тук-тук — один проскочил, тук-тук — другой проскочил. Чудеса! Чемодан-то кто понесет… Давай уж я… А ты надевай эту красивую курточку, а то она так у мамы в руках и останется, ты ведь, наверно, очень в ней красивый, а?

И присев на корточки и застегивая молнию на куртке, которую она надела мальчику:

— Вжик — и готово. И марш в поход. Ты ведь у нас не какой-нибудь там маменькин сынок, верно? А я тебе не говорил, что там у нас полно всяких зверей, целых два пони, и еще собака, и козы, и кролики — настоящий зверинец. Ты любишь животных? Ну, так я и думал. А теперь давай скажем маме «до свиданья», ты уж ей сам все покажешь, когда она приедет к нам в гости, верно? И можно будет пригласить ее покататься на пони, как ты думаешь, мама согласится?

Джимми только изумленно переводил взгляд с веселого дяди по имени Ханс на нее и с нее опять на дядю.

— Ну что ж, пошли, хорошо бы нам поспеть на поезд, а то как бы не пришлось бежать за ним всю дорогу, до вокзала мы поедем на автобусе, и уж там я, так и быть, угощу тебя сосисками, ты ведь, я думаю, не откажешься от сосисок, верно? А мама нас увидит из окошка, пусть встанет вон у того окошка, а мы с тобой сейчас бегом по лестнице и помашем ей с улицы. Ладно?

Молодой человек опять засмеялся и выразительно подмигнул ей, и она поняла, что ей нужно отойти к тому окошку, и она пошла, а за спиной у нее захлопнулась входная дверь, послышался быстрый топот ног вниз по лестнице, шаги отзвучали и замерли, и там, за спиной, в комнату крадучись вползла пустота. Вскоре они появились внизу на тротуаре. Молодой человек вел Джимми за руку, в другой руке он нес чемодан, а Джимми чуть косолапил в своих новых ботинках. Подойдя к переходу, они остановились, молодой человек вскинул руку и энергично помахал ею в воздухе. Джимми тоже немножко помахал, и она, спохватившись, замахала в ответ, и все махала и махала, долго еще после того, как они скрылись из виду. И все не отходила от окна, словно бы ждала, что они вернутся за чем-нибудь забытым, а может, просто страшилась встретиться лицом к лицу с пустотой. Потом медленно повернулась, пошла и села на тот стул, на котором обычно сидела, когда они были здесь все втроем, и, посидев так немного, она услышала свой долгий, протяжный стон — так скулит брошенная собака.