Насмешник мысленно дразнит его:
— О! Вы, оказывается, избегали вихрей и снегопадов, потому что они заслоняют пейзаж!
— А вы-то! Вам значки, отчеты, нормы дороже красоты! Чего от вас ждать! — Деян вздыхает.
— Мы сливаемся с горами, а не просто созерцаем их со стороны. Сама стихия пронизывает нас! — настаивает Насмешник.
Он выражает групповое ощущение природы. Группа и сама как бы частица природы.
— Горы побеждают безрассудных! — горестно повторяет Деян.
— Но только безрассудные могут одолеть горы! — отвечает Насмешник с газетной бодростью, и нога его проваливается в сугроб.
— И что это ты так надулся? — иронизирует он сам над собой.
Общий шаг
Идем, идем. Настоящее выражение человеческой природы — шаг! Никто, кроме оператора Слава, не оглядывается вокруг, чтобы увидеть смену тональности пейзажа. Только снимаем темные очки.
Слав в отчаянии: при таком слабом освещении хороших снимков не видать!
— И куда только солнце запропастилось?
— Спросить по радио? — предлагает Насмешник.
Теперь и оператор шагает опустив глаза.
Мы забыли обо всем, поглощенные общим шагом.
Эта общность приносит нам удовлетворение. Должно быть, мы долго стояли на одном месте, долго нас останавливали различные препятствия, оттого мы и шагаем сейчас так упоенно.
Походка — зеркало человека. Она редко меняется. И только при таком вот общем ходе обретает новые черты: слаженность, постоянство, выдержку.
Сильный передает импульсы слабому, крепкий — усталому, волевой — колеблющемуся. По отдельности ни один не одолел бы такого трудного пути. А вместе мы покоряем даль и высоту. Снег все глубже. Склон — все круче. Общий шаг и… новые трудности.
Мы ни на что не обращаем внимания, мы идем.
Любовь преодолевает инерцию
Но глаза одного из нас неспокойны.
Где-то там, в хвосте цепочки, упорный взгляд словно отбрасывает ненужные ему фигуры, ищет просвет, чтобы разглядеть тонкий, хрупкий силуэт Зорки.
Чувство облаком окутывает Андро.
Девушка не отстает. Старается ступать крупным, выдержанным шагом, соразмеряя свои шажки с огромными шагами того, кто впереди. Пушистая шапочка придает ее лицу что-то совсем детское. Но вот она поднимает капюшон и словно бы облекается в скафандр. Неуклюжий костюм альпиниста скрывает присущую ей грацию, но Андро различает нечто грациозное в каждом движении девушки. Эта скрытая гибкость привлекает его еще и тем, что она скрыта, что ее надо искать, разгадывать, дополнять собственной фантазией.
Вот Горазд обернулся к ней:
— Устала? Давай рюкзак!
— Нет! — Зорка задыхается, но отстраняет руку Горазда.
По их жестам Андро угадывает слова:
— Держись! — Горазд обматывает Зорку желтой поролоновой бечевкой с продернутой красной ниткой, а другой конец бечевки закрепляет у себя на плече.
Он шагает впереди и, слегка подтягивая веревку, восстанавливает равновесие девушки. Кажется, вся его нежность переходит к ней… Зорка распрямляется с решимостью печати сверхъестественной. Она верит в эту широкую мужскую спину, под защитой которой движется.
Горазд то и дело оборачивается, чтобы убедиться, что девушка следует за ним. И в ней, слабой и хрупкой, черпает силы. В глазах ее он отражается преломленный, подобно солнечному лучу, обращенный к самому себе, измененный, любимый, пораженный собственным новым обликом.
Андро следит за каждым их движением. Во взгляде его — двойное преломление: он видит, как тот, другой, отражается во всем существе девушки. Он ищет неприметное дуновение любви. Он предугадывает, как Зорка меняется в лице при каждом новом натяжении бечевки.
Двое, связанные вместе. А третий, далеко от них, связан невидимым продолжением той же бечевки, черпает в этом силы и движется вперед.
Две фигуры сливаются в одно перед глазами Андро. Они — этот двойной силуэт — его горизонт, скрывающий все вокруг.
Одиночка вживается в чужую любовь
Поэт одинок по самой своей природе, от рождения. Он слишком много думает о любви, слишком жаждет ее, чтобы она могла осуществиться в действительности.
Словно антенной, улавливает он чужие чувства и берет их себе. Водоворот, закруживший этих троих, Зорку, Горазда и Андро, все безмолвное и необъяснимое для них самих, ищет воплощения в неизреченных образах Поэта:
Мы то, во что превращает нас любовь.
Старый друг встречает тебя и спрашивает: что случилось?
Он не может узнать тебя!
Мы то, что заставляет других говорить о нас: это не ты!
Мы то, что заставляет нас самих пугаться: что со мной? не могу узнать себя!
Все остальное, что держит нас в границах нас самих, — это не мы!
Мы становимся собой, когда становимся своей противоположностью.
Когда освобождаемся от цепей и сами себе изумляемся.
Мы — то, что делает из нас любовь.
Читать дальше