Дарья Доцук - Голос

Чтобы придать руинам праздничный вид, их украсили разноцветными флажками, на стену налепили баннер с изображением замка в эпоху расцвета и надписью «Первая Бранденбургская ярмарка». Не верилось, что здесь некогда стоял величественный замок с остроконечными башнями и стерег залив.

Народ наводнил просторный двор перед замковой стеной, шумел и толпился возле десятков ярмарочных лавок. Повсюду хохотали, кричали, глазели, жевали. Отчаянно захотелось уйти. Все это казалось странным и неуместным, как вечеринка на кладбище.

В деревянном загончике «тевтонские» всадники в белых плащах с черными крестами бились на турнире. Под одобрительный гул толпы они сшибались и расходились.

Девушки в средневековых платьях поверх джинсов водили хоровод. Девочка с розовыми волосами сосредоточенно играла на лютне.

В центре ярмарки установили сцену, высокая флейтистка тянула печальный фолк. Глеб напрягся.

– Представь, что все они – просто плод твоего воображения! – посоветовал Стас.

Глеб что-то страдальчески промычал и ушел распеваться.

Тем временем кузнецы ковали подковы на счастье, стеклодувы выдували хрупкие цветные стекляшки, за бочкой сидела гадалка. Парень в шутовском колпаке предлагал сфотографироваться с огромным удавом. А если с удавом боязно, можно подержать дрожащего кролика.

Был еще человек в костюме медведя. Он бродил у руин, периодически нападая на людей. Мальчишки, которые ехали с нами в автобусе, совали «медведю» под мышку пластмассовые мечи, и тот картинно издыхал.

Длиннющая очередь выстроилась к белому шатру, где грузин в наряде менестреля жарил шашлык. Тут же торговали блинами, бургерами, кренделями, хот-догами, мороженым и сладкой ватой.

По лужайке носились дети с раскрашенными под тигрят и бабочек лицами.

Неповоротливый мальчишка лет десяти, вопреки увещеваниям родителей, упорно лез на руины.

– Куда ты лезешь?! Шею хочешь сломать? – зашипела мать, грозя ему длинным красным ногтем.

– Лешка, уйди, дай я сначала без тебя сфотографирую, – попросил отец, подкручивая объектив.

– Пап! Сфоткай меня вот так! – Лешка замер в арке, гордо выпятив пузо.

Отец вздохнул и нажал на кнопку.

– Готово. Теперь отойди-ка, я…

– Пап! Я еще туда залезу, а ты меня сфоткай, ладно?

– Ну давай, – уныло согласился отец.

– Щас же слезай, я кому сказала!!!

Мы разбрелись: Яна с Анечкой застряли у прилавка с украшениями, Стас ушел за хот-догами, а я бесцельно блуждала между рядами и считала шаги, чтобы заглушить тревожное чувство.

Мне захотелось привезти что-то бабушке. Она бы обязательно купила сувенир. Желтую фигурную свечу из пчелиного воска? Они тут были повсюду: ангелы, девы Марии, матрешки, медведи, шишки… А на соседнем прилавке – армия металлических рыцарей с мизинец.

Я повертела в руках домовых из дерева, которых тут же на месте выстругивал мастер с рыжей бородой, сам невероятно похожий на домового; постояла возле марципанов и наконец увидела то, что нужно: глиняные домики-фонари. Здорово, наверное, наблюдать, как теплится свечка в окошке.

Продавщица упаковала домик в бумагу и вручила мне. Я отошла, и на меня вдруг набросилась тревожная мысль: середина июля, половины лета уже нет. Скоро домой, а дома ждут не тебя, там ждут повзрослевшую, серьезную дочь: на носу одиннадцатый класс, надо налегать на английский, сдавать экзамены, поступать в институт, строить карьеру. Нет времени болеть.

Я чувствовала себя лишней в толпе здоровых счастливых людей. Они перешучивались, что-то примеряли, что-то покупали. Играла веселая музыка.

Я побрела к сцене – скоро будет Глеб.

Хотелось вырваться, сбежать, спрятаться, но я шла через толпу, напустив на себя веселый вид, чтобы никто не догадался, что мне плохо.

Ведущий объявил Глеба.

«Глеб Самарин» так хорошо звучало со сцены, что мы громко зааплодировали. Толпа подхватила.

К нам прорвался Стас. Над головой он держал два хот-дога.

– Очередь, как в голодном сорок седьмом! Я с запасом взял. Кто-нибудь хочет?

– Поприветствуем Глеба Самарина с народной песней «Ой, то не вечер»!

Зрители напирали, подталкивая нас ближе к сцене.

Глеб не появлялся.

Мы переглянулись и снова уставились на пустую сцену.

Ведущий отчаянно улыбнулся:

– Громче, друзья! Аплодисменты Глебу Самарину!

На этот раз хлопали вяло. Зрителям ожидание начинало надоедать. Кто-то присвистнул, кто-то прокашлялся, один выкрикнул: