Дарья Доцук - Голос

Сфотографировала я и двух странных соседей – угрюмый магазин «Продукты», окна которого были заклеены плакатами с колбасой и сосисками, и фахверковую [16]таверну «У рыцаря». Впрочем, если приглядеться, никакая она не фахверковая, а всего лишь подделка – балки попросту наклеены на белый фасад, чтобы выглядело по-средневековому. Рекламная перетяжка сулила всякому обед как у прусского короля. Стас сказал, что проверить, врут или нет, по карману только тем, у кого есть яхта. Мы же, сказал он, люди простые и пойдем объедаться на ярмарке хот-догами.

А потом я увидела ее. Ту самую обезглавленную кирху с бабушкиной детской фотографии. Она робко застыла на обочине, прячась за деревом. По сравнению с фотографией конца сороковых она порядочно обветшала и стояла теперь вся в надписях и болотисто-зеленых подтеках, которые будто сочились из трещин, ползли между кирпичей и засыхали на полпути.

Часы на башне, от которых остались только ржавый остов и несколько цифр – 4, 6, 8, 9, 11 и 12, – все так же показывали двадцать минут седьмого. От вида этих часов, от осознания, когда они замерли, меня передернуло. Вот оно, точное время смерти. Зафиксировано.

Я смотрела на разрушенную кирху и пыталась представить: что чувствуешь, когда на тебя сбрасывают бомбы?

Ребята терпеливо меня дожидались. Анечка и Яна подманили бродячего щенка, который копался в мусоре возле кирхи. Подоспели и другие дворняги и стали крутиться вокруг девочек. Глеб сбегал в магазин и купил им пакет сосисок.

Пока они кормили собак, Стас рассказывал мне о Бранденбурге и старой кирхе.

– Что не уничтожили бомбы, народ растащил.

– В смысле – растащил? Зачем?

– Ну как? Разбирали на кирпичи и строили дома, дорожки, оградки вон, – он показал на чей-то забор.

Бабушка об этом не рассказывала.

– Смотри, – Стас кивнул на белый барельеф над стрельчатой аркой. – Это герб Бранденбурга.

Два ангела держали развернутый свиток, но остальные фигуры и узоры стерлись настолько, что не различить. Стас шагнул в темноту, и я не без опаски последовала за ним.

Мы оказались в квадратном колодце. Кровлей служило небо. Окна были замурованы, на бывших подоконниках прямо из камня торчали кусты.

Что-то хрустнуло под ботинком. Стекло. Под мусором было не видно пола – осколки, пивные банки, окурки, пакеты из-под чипсов.

Глаза привыкли к полумраку, и я разобрала надписи на стенах – имена, признания, прозвища, даты. Судя по всему, посетителей у кирхи с годами не убавилось, только это были прихожане иного рода.

Белая фотовспышка на мгновение осветила старые стены и потревожила темноту. Черные тени, жившие в трещинах и дырах от снарядов, снялись с насиженных мест и заметались с громкими криками, похожими на скрипучий издевательский хохот. Я вздрогнула и вцепилась Стасу в предплечье. Внутри все схватило страхом, как льдом в сильный мороз.

– Без паники, это просто вороны, – сказал Стас и прикрыл мою руку ладонью. Она показалась мне такой горячей, что я тут же высвободилась.

Я различила черные крылья и клювы на фоне серого неба. Птицы покинули церковь и носились теперь наверху, перекрикиваясь, возвещая о вторжении. Я машинально покосилась на Стасову татуировку, словно та в любой момент могла ожить и присоединиться к стае.

– Забавный факт: обычно на руинах по всей области вьют гнезда аисты, и только здесь – вороны. Прости, что не предупредил. Ладно, пойдем.

Всякого навидался Бранденбург. Небо над башнями древнего замка редко бывало мирным. Свистели стрелы поляков, самбов, натангов, летели копья крестоносцев. Одна война сменяла другую, замок горел, разрушался и вырастал заново. Но после английских и советских снарядов уже не поднялся. Закончилась история Бранденбурга, и началась история Ушакова.

Мы прошли по гравийной дорожке мимо особняков в немецком стиле. Видимо, в этой части поселка селились люди состоятельные. У одного из домов Стас остановился и внимательно оглядел ограду.

– Вот немного кирхи.

Безмолвные камни надежно хранили тайну своего нового хозяина. А вот соседи говорить могли, но предпочитали помалкивать. Хотя кто знает: может, и они прячут семисотлетние камни под ровными слоями штукатурки?

Мы обошли необъятную липу. Жутковато, как висельник, покачивалась на веревке шина. Обогнули проржавелую насквозь водонапорную башню.

Вот и разрушенный замок. Покоится, как отполированный соленым ветром китовый скелет на пустынном пляже. Нутро замка поросло дикой травой и фиолетовым люпином. Облупившаяся стена продырявлена кривыми проемами – воспоминаниями об окнах, арках, дверях. И бомбах.