Александр Проханов - Надпись

Выпрыгнув вслед за Трофимовым, оказавшись среди ревущего бурана, Коробейников минуту стоял, пригнувшись и стиснув веки. Слышал, как отлетает вертолет, унося с собой рыжий смерч и горячий ветер. Постепенно открыл глаза.

Навстречу, в опустевшее, выжженное винтами пространство, торопливо подходил офицер в зеленой, запыленной фуражке. Круглое лицо, круглые, еще молодые глаза, оттопыренные, как у подростка, просвечивающие на солнце уши. Его усики задорно топорщились, но в лице скопились непроходящие напряжение и усталость.

- Здравия желаю, товарищ полковник, - козырнул он Трофимову, в котором только теперь, после этого приветствия, Коробейников окончательно угадал офицера. - Выходили на связь из штаба округа, передавали данные воздушной разведки. На нашем участке с той стороны наблюдается скопление стад и грузовиков с военнослужащими. Для вас в кунгах накопились радиоперехваты. Усиление на четырех «бэтээрах» прибудет из отряда к двадцати трем часам. В остальном все нормально.

- Были прорывы границы?

- Утром два стада, каждое голов по двести. Первое, силами двух нарядов, удалось развернуть. Второе прошло. Во время выдавливания один солдат получил легкую травму.

- По-прежнему имитируйте проницаемость границы на вашем участке. Не стрелять, даже в воздух. Только силовое выдавливание.

- Приказ выполняем, товарищ полковник. Люди устали. Мне нужно кое-что обсудить. - Круглолицый офицер вопросительно посмотрел на Коробейникова.

- Обсудим. Сначала прими гостя. Накорми нас чем бог послал. Размести Михаила Владимировича. Он будет с нами работать. Потом займемся делами.

Офицер отдал честь Коробейникову:

- Начальник заставы капитан Квитко. - Его круглые глаза оглядели Коробейникова так, как оглядывают досадно и не ко времени появившегося человека, которого следует воспринимать подобно неизбежной помехе.

Сначала они прошли в выбеленный домик со светлой, чистой комнатой, где стояло с десяток застеленных кроватей.

- Выбирайте место, - сказал капитан. - Несколько дней вы будете здесь один.

В небольшой столовой уселись втроем. Дневальный, бритоголовый, с острыми любопытными глазами, облаченный в белый фартук, ставил перед ними гороховый суп с мясом, гречневую кашу с тушенкой, стаканы с мутным, приторно сладким компотом. После трапезы Трофимов сказал:

- До вечера отдыхайте, Михаил Владимирович. Осмотритесь. В озере покупайтесь. Завтра рано, с утра - работа. - И в сопровождении капитана, слегка сутулясь, в помятой гражданской одежде, направился туда, где росли чахлые, с выбеленными стволами деревья и в блеклой листве стояли два кунга, топорщились антенны.

В копилке его опыта появилась первая, едва заметная пыльца, которая позже будет забыта, стерта, унесена вихрем грозных и ярких явлений. Но теперь эта пыльца казалась исключительно важной. Каждая частица была принесена с материка, на котором ему, исследователю, еще предстоит побывать. Невзрачный, похожий на бухгалтера Трофимов оказался полковником, кому из штаба округа сообщали данные авиационной разведки. Где-то рядом, на границе, шло скопление овечьих стад и военнослужащих китайской армии, перед которыми пограничники зачем-то демонстрировали свою слабость, имитировали непрочность и проницаемость границы. К ночи на заставу должно было прибыть подкрепление, как если бы готовилось что-то опасное.

Все эти мелкие обобщения не создавали общей картины, но были первыми робкими штрихами на белой бумаге, которая в скором времени покроется ярко-синим, темно-коричневым, нежно-зеленым и, возможно, огненно-красным, как это было на острове Даманском.

Коробейников осматривал территорию, над которой была развешана невидимая ловчая сеть, в чьих узелках он уже начал запутываться.

Застава состояла из нескольких домиков: казармы, столовая, жилище офицеров, продовольственный склад, гараж, в воротах которого виднелся гусеничный тягач, оранжевый бульдозер, пыльный, не новый «бэтээр», спортивная площадка, курилка с навесом. По фронту заставы проходили столбы с колючей проволокой. В приоткрытые, оплетенные «колючкой» ворота в открытую степь уводила наезженная, полная белой пыли дорога. Степь призрачно млела в вечернем солнце, полная жаркой мглы, в которой далеко, нечетко туманились волнистые горы, и ближе - остроконечные, окруженные тенями невысокие сопки. Стена далеких гор, напоминавших верблюжьи горбы, в одном месте разрывалась. Казалось, что это русло, сквозь которое степь утекает в далекую, желтого цвета, страну и там продолжает обморочно млеть на солнце. У ворот из набитых мешков был сложен капонир с бойницей. Поодаль, тонкая, с журавлиной грацией, возвышалась дозорная вышка, и на ней под козырьком стоял наблюдатель в панаме, припадал к застекленной трубе, всматриваясь в белесую мглу.